– Антон, это Исмаил, – негромко сказал Эмин. – Мой помощник. Он немой. Не говорит с тех пор, как упал в детстве в горную дагестанскую реку.

Ни на кого не глядя, Исмаил опустился на стул рядом с Зудиным. Зудин отодвинулся.

– Как вы считаете, Антон, три миллиона евро – это много? – спросил Эмин.

Зудин устало потер глаза:

– Господин Кара, я не играю в непонятные мне игры. Извините.

– Я объясню правила. Кстати, вы не ошиблись, это, действительно, игра. Я предлагаю три миллиона евро за хороший рассказ.

– Рассказ должен быть чертовски хорош…

– Верно. В одной из ваших рецензий вы пишите, что интересный рассказ вмещает в себя почти целую жизнь. Я хочу перевести это допущение, это «почти», в солидную сумму. Условия игры таковы. Играют трое. Рассказывают хорошие истории…

– Что по-вашему «хорошая история»?

– После хорошей истории остается простор для фантазии или место для размышлений. Устроит вас такое определение?

Антон пожал плечами.

– Так вот… Сперва историю рассказывает один, потом второй. Из них я выберу лучшую. Ее автор состязается с третьим игроком. И снова я выберу одного. Победитель получит три миллиона евро. Двое проигравших умрут.

Коста моргнул и уставился на дядю.

– Да… почему игроков трое. Три миллиона – три игрока. Считайте, что мне, как недалекому самодуру, свойственна страсть к дешевым аналогиям.

– Вы больны? – тихо спросил Зудин.

– Что мне ответить, чтобы не разочаровать вас? – улыбнулся Эмин.

– Игроки – это вы, а также наш дорогой Олуша и Ирина.

«Дорогой Олуша – это Олушин, актер», – догадался Коста.

– По-моему, честно, – продолжал Эмин. – Все трое не просто талантливы, а признано талантливы. Правда, только вы участвуете вынужденно, остальные дали согласие добровольно… Ирина – как дама, пользуется привилегией. Она будет состязаться с финалистом первого тура. И присоединиться к нам позже.

Коста прикрыл глаза, чтобы на пару секунд остановить качающийся мир.

– Эмин, ты шутишь, – убежденно сказал он.

– Бред какой-то, я ухожу, – проговорил Антон.

Но подняться не успел. Исмаил легко, не целясь, приставил к его виску пистолет. Коста ошалело уставился на профиль немого с безусой верхней губой и острым клинышком бороды. Антон замер. Глаза расширились, взгляд остановился на Косте. Удивление на лице сменилось бессмысленным ужасом. Пара секунд и на Косту смотрел смутно похожий на Зудина олигофрен.

Коста встал. Что именно собирался делать, не знал.

Раздался сухой щелчок. Исмаил снял предохранитель.

– Сядь, Коста, – мягко сказал Эмин.

Коста сел.

За соседним столом толстяк раскуривал трубку. Загорелый блондин разглядывал Антона. Парочка подалась вперед, девица приоткрыла пухлые силиконовые губы.

Повернуться к Зудину Коста не решался. Ругал себя, но боялся встретить отупевший взгляд, который рождал в нем злость и бессовестное желание ударить смотрящего.

– Итак, первая история за нашим Олушей, – проговорил Эмин, ласково улыбаясь актеру.

«Нет, ерунда! Не может быть!» – подумал Коста неоригинальное – то, что подумал бы, наверное, каждый на его месте.

«А если полиция? – пришла следующая дежурная мысль. – Хотя, какая тут полиция… Прежде, чем доедет, нас с Зудиным прикончат».

Олушин приступил к рассказу.

– Моя история странная. Вымороченная, но реальная. Двадцать лет тому назад умер мой дед. Художник. Вы все его знаете.

Коста нахмурился. Деда Олуши он не знал.

– За месяц до смерти он попросил меня съездить в деревню под Нижним Новгородом забрать картину – дед хотел повесить ее в своей мастерской-галерее на Сретенке. Картина называлась «Хрущёв в цилиндре» и хранилась у давнего дедова товарища, тоже художника. Его работы, как и картины деда, выставлялись на печально известной выставке в Манеже в шестьдесят втором году и были арестованы после посещения сего перфоманса Хрущёвым. После тех событий дедов друг уехал из Москвы в деревню, откуда был родом, работал слесарем и кузнецом при местном совхозе. Писал пейзажи, которые раздавал односельчанам, а все авангардное – исключительно для себя, держа их в отдельной комнате. Туда же он взял на хранение и дедовскую картину «Хрущёв в цилиндре», написанную, когда дед гостил у него.