Попов спрыгнул на землю и протянул прапорщику руку:

– Давай на «ты». Сергей.

– Вячеслав. Давно здесь?

– Прилично уже. А ты?

– Два дня назад разгрузились. Так что лица еще не примелькались. Тяжело сдавать?

– Ну, были проблемы, – уклонился от подробностей Попов, – но все позади. Дождусь одного человечка, подписи поставлю, и домой.

– А сам откуда?

– С Урала. А ты?

– С Поволжья, – прапорщик снова надел фуражку, – Так-то я не сдатчик, начальником караула ехал. Вот, пока сижу, жду основные силы.

– А эту ласточку как сдал?

– Так на нее специальная бумага была – принять, как боевые потери, по факту наличия. Я ее сразу спихнул, на следующее утро, – засмеялся прапорщик.

– В Поволжье – боевые потери? – вполне натурально удивился Серега.

– Шесть лет назад дело было, – прапорщик дружески похлопал по броне танка, – я еще «срочку» служил в танковом училище. Мехводом в батальоне обеспечения учебного процесса. Курсанты учатся, мы обеспечиваем, ну что я тебе объясняю, сам все знаешь. Рота у нас была «вожденческая», а на этом танке механиком был один киргиз. Фамилию навсегда запомнил – Худойназаров. Кличка, естественно, «Худой». Нормальный киргиз, не хуже и не лучше других. Мы с ним одного призыва были. Ну, после учебки еще полгода шуршали, как электровеники, потом попроще стало, конечно. Но, не об этом речь…

Слава достал из нагрудного кармана сигарету:

– Будешь?

– Не курю, – отказался Попов.

– Тогда, с вашего разрешения, – прапорщик с удовольствием затянулся и выпустил вверх струйку дыма, – Ну, так вот. Зимой, уже после Нового года, очередное занятие. Первый курс – полный капец. Как слепые котята. То машину заглушат, то на препятствиях застрянут… не вождение, а каторга. Да еще и холод стоял собачий. А ты же все время на башне, на ветру, – рассказчик сплюнул в грязь.

– Да уж, – посочувствовал Серега, – не Сочи. Знакомая картинка.

– Это точно, не Сочи, – согласился прапорщик, – а среди общей массы, сам знаешь, попадаются и очень борзые. Эти думают, что все уже знают и умеют. Вот такой к Худойназарову и сел. Сначала тормознул где-то, а как ему хвоста накрутили, заторопился, и машину заглушил. Худой его учить начал, а тот обезьяной обозвался и связь выключил. Ну, отмороженный на всю голову. Наш киргиз вскипел, как чайник, из люка выскочил, а курсант машину завел, и газанул со второй передачи, представляешь?

– Еще бы! – подтвердил Попов, чувствуя, что начинает краснеть. В чужом изложении собственная история выглядела совсем не героически.

– Естественно, Худой с танка кувырком! Добро хоть не под гусеницы! Танк умчался. И можешь себе представить – пропал! Вообще! Исчез!

– Да ладно, – попытался сделать удивленное лицо Серега, – куда пропал?

– В том то и дело, что неизвестно. Почти два часа его искали. Это же танк, а не воздушный шарик! Он следы в снегу оставляет! А следов – нету! Трасса – круговая, и с трассы никто не съезжал! Снег только накануне прошел, все видно. Весь танкодром прочесали цепью – нету! Полковника, который занятие проводил, «Скорая» с инфарктом увезла. Начальник училища примчался. Я его второй раз в жизни увидел – седой такой генерал, представительный. Особист Худого чуть ли не пытает – куда танк дел? Может вы с этим курсантом в сговоре были? Худой по-русски и так-то не очень калякал, а тут вообще все слова забыл. Твердит одно: «Его поехал, моя упал». Умора!

Прапорщик снова глубоко затянулся:

– Ну, это сейчас, умора. Тогда не до смеха было. К концу второго часа кагебешники подъехали. Худого – сразу в машину, и к себе отвезли. Что там было – так потом никому и не рассказал. Глаза таращит и молчит. Взвод курсантский, который танк искал, приказали назад вернуть. КАМАЗ за ними поехал, ну и, как всегда, одно к одному – сел по оси в снег. Послали меня на танке – вытаскивать. А он до них не доехал метров двести всего. Цепляю я его на буксир, не успел с места сдвинуть – бабах! Фиолетовая молния бьет в снег! И в том месте, где она ударила – появляется танк. Вот в таком виде.