Он протягивает оберег Гауранге, но тот качает головой.

– Поноси пока сам. Прочувствуй, каково это. Иногда полезно иметь под рукой штуковину, на которую можно излить свои страхи и тревоги. Когда мне неспокойно на душе, я поглаживаю эту вещицу, и мне вроде становится легче.

– Я не могу это у тебя взять.

– Можешь и возьмешь. Пусть побудет у тебя, пока не успокоишься. А потом, если захочешь, вернешь ее мне.

Джамир надевает амулет на шею, прячет его под рубашку. Острая твердая кость раздражающе тычется в кожу.

– Ничего, скоро привыкнешь, – ободряюще кивает Гауранга. – Отец говорил, что это даже хорошо, когда тебе постоянно немного неприятно. Так человек ведет себя честнее.

– Тогда, видать, я очень честный человек, – отзывается Джамир. – Спасибо тебе.

– Рад помочь, – Гауранга подается вперед и понижает на тон голос. – Не сомневаюсь, ты весь день вкалывал. Вечером, когда будешь свободен, загляни к нам с Хумаюном в машинное отделение. Выпьем. И может, я расскажу, откуда у меня это, – он показывает пальцем на оберег.

* * *

После того как Гауранга уходит, Джамир работает еще с полчаса, после чего отправляется на камбуз, что-нибудь наскоро перекусить. Спустившись по лестнице, он обнаруживает, что кто-то копается в его вещах у постели.

В три шага он сокращает расстояние между собой и стоящей к нему спиной фигурой. Маник оборачивается и задирает руку с письмом. Высоко – Джамиру не достать.

– И что же это я нашел?

– Отдай! Кто разрешил тебе рыться в моих вещах?

– Эй, полегче, – Маник выдергивает письмо из конверта. Хмурится, старательно изображая величайшее изумление на потном рябом лице. Качает головой. – Что это такое? Любовное послание от твоей жены? Я и не знал, что ты умеешь читать. И что ты делаешь на корабле? Тебе место в университете.

– Маник, – в дверях стоит Аббас. Он мрачнее тучи. – Отдай.

Дородный капитан заходит на тесный камбуз. Оттого что тут собралось сразу три человека, становится невыносимо жарко. Джамир чувствует, как по спине катятся вниз капельки пота.

Маник не выдерживает взгляда отца, кидает письмо на кровать и, набычившись, уходит.

– Тяжело смотреть, как дети вырастают, а когда они себя паскудно при этом ведут – тяжело вдвойне, – вздыхает Аббас. – Хочу извиниться за сына. Он самый младший, и потому я его не порол, хотя надо было бы. Может, другим человеком бы стал.

– Я твой работник, так что это я должен извиняться, – отвечает Джамир, и вдруг у него вырывается невольное: – То письмо, что держал в руках твой сын… Я нашел у себя в хижине. Мне кажется, жена его прятала от меня.

– Ясно. Хочешь, чтоб я его тебе прочел?

– Да.

– Мы можем его выкинуть, забыть о его существовании и о том, что ты его нашел.

Джамир качает головой:

– Нет. Я хочу знать, о чем там речь. И я со всем почтением прошу тебя его мне прочесть.

– Ладно, если ты так этого хочешь, – Аббас протягивает мясистую руку. Корабль немного покачивается, а вместе с ним и лампа под потолком. Лицо Аббаса то заливает свет, то оно пропадает в тени. Джамир протягивает письмо и поспешно делает шаг назад, словно страшась некоего злого духа, который внезапно может выпорхнуть из конверта. Аббас молча пробегает глазами письмо от начала до конца. Закончив, он поворачивается к иллюминатору и долго в него смотрит.

– Что там?

– Жуткие, срамные вещи, – отвечает Аббас.

– Что именно? Скажи! От кого оно? Что там написано?

– Оно не подписано. И… лучше тебе не слушать эти мерзости.

Джамир падает на колени:

– Прочти его мне. Умоляю!

Капитан поднимает его на ноги.

– Я не стану травить воздух ядом тех слов, что начертаны на этой бумаге. Что тебе еще надобно знать? Прости, сынок. Я твой сосед, твой друг, я знаю тебя и твою супругу уже много лет. Вот даже когда несколько месяцев назад она служила у меня домработницей, моя жена только и делала, что нахваливала ее. Ее измена лишь печалит меня.