– Фол! – кричит Колин, и тогда с облегчением прорывается скверный смех.

– Перерыв! – рявкает мистер Кингсли, недовольный дерзостью класса. Но одна его рука лежит на правом плече Сары, другая – на левом плече Дэвида, сам он наклонился – их еще никто не отпускал.

Сара не может, не будет открывать лицо, но чувствует, как его губы касаются ее темечка.

– Молодец, – говорит он ей в волосы.

Потом она слышит, как он тихо говорит Дэвиду:

– Я не успокоюсь, пока ты не заплачешь.

Сара подглядывает между пальцев. Мистер Кингсли улыбается – в холодном удовольствии от своего пророчества. Это только вопрос времени. Лицо Дэвида почти багровое от натуги. Он срывается со своего стула, сбивает пару других и не столько выходит, сколько выпадает из кабинета.

– Перерыв, милая, – говорит мистер Кингсли, чтобы отчетливо слышали все, кто еще волочит ноги, завязывает шнурки, копается в сумочке, выдумывает предлоги, чтобы остаться, то есть все, кроме Дэвида. – Ты знаешь, где найти салфетки.

Перерыв, милая.

– И что еще ты ему рассказала?! – орет Дэвид, который месяцами с ней не разговаривал, даже не соизволял признать факт ее ничтожного существования, а теперь налетает, как святой мститель, когда они с Джоэль идут через парковку к ее машине.

Джоэль(вставая между ними): Заткнись, Дэвид! Отстань от нее.

Дэвид(реально отталкивая Джоэль обеими руками, так что она отшатывается на высоких каблуках и чуть не падает): Рассказала, что не разговариваешь со мной, но готова потрахаться в коридоре перед репетиционной?

Сара: Я с тобой не разговариваю?

Дэвид(не слушая): Или это он подсматривал, как мы трахаемся, это ты тоже подстроила?

Джоэль(вернув равновесие, оглушающе заревев): Ах ты гондон…

Сара (слишком ошеломленная, чтобы говорить, но Дэвид уже отвернулся, потому что на парковку въехала маленькая машина Эрин О’Лири; он садится, хлопает дверью, и его шофер-блондинка, в темных очках на ничего не выражающем лице, увозит его прочь).

Мать Сары: Твоя жизнь вне школы – не его собачье дело. Ты же сама это понимаешь?

Мистер Кингсли: Пожалуйста, начинай, Сара.

Сара и Дэвид снова сидят перед классом на двух стульях. Колени больше не соприкасаются – им можно сидеть порознь. Дэвид смотрит на Сару, но не смотрит. Видит ее, но не видит. Сидит на стуле, но его там нет. Она не понимает не почему он это делает, а как; сама бы так делала, если бы могла; впервые понимает, что Дэвид – настоящий актер, прорвется в театре, может даже прорваться так далеко, добиться так многого, что будет писать слово «театр», как его душеньке угодно, но еще она понимает, что здесь, в КАПА, с мистером Кингсли, Дэвиду уже конец. Он никогда не сыграет главную роль. Никогда не будет звездой. Уйдет из школы со своей харизмой – неисследованной, непризнанной, невоспетой, скрытой за миазмами сигаретного дыма и алкогольных паров, «глупых походок», футболки-поло, теннисной ракетки, не просто проигнорированной, а напрочь отброшенной и забытой всеми, кроме пары упрямых хранителей памяти.

Сара – Дэвиду: Ты злишься.

Мистер Кингсли – Саре: Не читать мысли. Еще раз.

Сара – Дэвиду: Тебе скучно.

Мистер Кингсли(раздраженно): Живи честно, Сара!

Сара – Дэвиду: На тебе синяя футболка-поло.

Дэвид – Саре: На мне синяя футболка-поло.

Мистер Кингсли: Не слышу, чтобы слышали.

Сара – Дэвиду: На тебе синяя футболка-поло.

Дэвид – Саре: На мне синяя футболка-поло.

Сара – Дэвиду: На тебе синяя футболка-поло.

Мистер Кингсли: Здесь кто-нибудь в моменте? Хоть кто-нибудь?

Дэвид – Саре: На мне синяя футболка-поло.

«Что такое „момент“?» – думает Сара. Где это «теперь», на которое надо реагировать? Как именно их повтор не обнуляет все моменты, словно огромная расползающаяся тьма, за которой прячется Дэвид, спасаясь от любых наблюдений и вынашивая ненависть к ней? Но такое мышление, такое бестолковое замешательство и есть причина, почему у нее не получается, и есть причина, почему мистер Кингсли снова делает этот жест, будто быстро что-то стирает в воздухе: убирайтесь со сцены.