Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,

ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем.

О Володе Высоцком я песню придумать хотел,

но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…

Белый аист московский на белое небо взлетел,

черный аист московский на черную землю спустился.

Еще один романс

В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы.

Ее глаза в иные дни обращены.

Там хорошо, и лишних нет, и страх не властен над годами,

и все давно уже друг другом прощены.

Еще покуда в честь нее высокий хор поет хвалебно,

и музыканты все в парадных пиджаках.

Но с каждой нотой, Боже мой, иная музыка целебна…

И дирижер ломает палочку в руках.

Не оскорблю своей судьбы слезой поспешной и напрасной,

но вот о чем я сокрушаюсь иногда:

ведь что мы сами, господа, в сравненье с дамой той прекрасной,

и наша жизнь, и наши дамы, господа?

Она и нынче, может быть, ко мне, как прежде, благосклонна,

и к ней за это благосклонны небеса.

Она, конечно, пишет мне, но… постарели почтальоны,

и все давно переменились адреса.

Пиратская лирическая

В ночь перед бурею на мачте горят святого Эльма свечки,

отогревают наши души за все минувшие года.

Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки как овечки,

да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.

Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай несет нас черный парус,

пусть будет крепок ром ямайский, всё остальное ерунда.

Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всем покаюсь.

Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.

Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай купец помрет со страху,

Ни Бог, ни дьявол не помогут ему спасти свои суда.

Когда воротимся мы в Портленд, клянусь – я сам взбегу на плаху.

Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.

Что ж, если в Портленд нет возврата, поделим золото как братья,

поскольку денежки чужие не достаются без труда.

Когда воротимся мы в Портленд, нас примет родина в объятья.

Да только в Портленд воротиться не дай нам, Боже, никогда.

Ф. Искандеру

Быстро молодость проходит, дни счастливые крадет.

Что назначено судьбою – обязательно случится:

то ли самое прекрасное в окошко постучится,

то ли самое напрасное в объятья упадет.

Две жизни прожить не дано,

два счастья – затея пустая.

Из двух выпадает одно —

такая уж правда простая.

Кому проиграет труба

прощальные в небо мотивы,

кому улыбнется судьба,

и он улыбнется, счастливый.

Так не делайте запасов из любви и доброты

и про черный день грядущий не копите милосердье:

пропадет ни за понюшку ваше горькое усердье,

лягут ранние морщины от напрасной суеты.

Две жизни прожить не дано,

два счастья – затея пустая.

Из двух выпадает одно —

такая уж правда простая.

Кому проиграет труба

прощальные в небо мотивы,

кому улыбнется судьба,

и он улыбнется, счастливый.

Жаль, что юность пролетела, жаль, что старость коротка.

Всё теперь как на ладони: лоб в поту, душа в ушибах…

Но зато уже не будет ни загадок, ни ошибок —

только ровная дорога до последнего звонка.

Две жизни прожить не дано,

два счастья – затея пустая.

Из двух выпадает одно —

такая уж правда простая.

Кому проиграет труба

прощальные в небо мотивы,

кому улыбнется судьба,

и он улыбнется, счастливый.

Ю. Карякину

Ну что, генералиссимус прекрасный,

потомки, говоришь, к тебе пристрастны?

Их не угомонить, не упросить…

Одни тебя мордуют и поносят,

другие всё малюют, и возносят,

и молятся, и жаждут воскресить.

Ну что, генералиссимус прекрасный?

Лежишь в земле на площади на Красной…

Уж не от крови ль красная она,

которую ты пригоршнями пролил,

пока свои усы блаженно холил,

Москву обозревая из окна?

Ну что, генералиссимус прекрасный?

Твои клешни сегодня безопасны —