Порядок вечен, порядок свят:

Те, что справа стоят, – стоят.

А те, что идут, всегда должны

держаться левой стороны.

Это случится, случится,

этого не миновать:

вскрикнут над городом птицы,

будут оркестры играть.

Станет прозрачнее воздух,

пушек забудется гам,

и пограничное войско

с песней уйдет по домам.

Кровь и военная служба

сгинут навеки во мгле —

вот уж воистину дружба

будет царить на земле.

Это случится, случится.

В домнах расплавят броню…

Не забывайте учиться

этому нужному дню.

А. Шуб

Нева Петровна, возле вас – всё львы.

Они вас охраняют молчаливо.

Я с женщинами не бывал счастливым,

вы – первая. Я чувствую, что – вы.

Послушайте, не ускоряйте бег,

банальным славословьем вас не трону:

ведь я не экскурсант, Нева Петровна,

я просто одинокий человек.

Мы снова рядом. Как я к вам привык!

Я всматриваюсь в ваших глаз глубины.

Я знаю: вас великие любили,

да вы не выбирали, кто велик.

Бывало, вы идете на проспект,

не вслушиваясь в титулы и званья,

а мраморные львы – рысцой за вами

и ваших глаз запоминают свет.

И я, бывало, к тем глазам нагнусь

и отражусь в их океане синем

таким счастливым, молодым и сильным.

Так отчего, скажите, ваша грусть?

Пусть говорят, что прошлое не в счет.

Но волны набегают, берег точат,

и ваше платье цвета белой ночи

мне третий век забыться не дает.

На белый бал берез не соберу.

Холодный хор хвои хранит молчанье.

Кукушки крик, как камешек отчаянья,

всё катится и катится в бору.

И всё-таки я жду из тишины

(как тот актер, который знает цену

чужим словам, что он несет на сцену)

каких-то слов, которым нет цены.

Ведь у надежд всегда счастливый цвет,

надежный и таинственный немного, —

особенно, когда глядишь с порога,

особенно, когда надежды нет.

Б. Ахмадулиной

Рифмы, милые мои,

баловни мои, гордячки!

Вы – как будто соловьи

из бессонниц и горячки,

вы – как музыка за мной,

умопомраченья вроде,

вы – как будто шар земной,

вскрикнувший на повороте.

С вами я, как тот богач,

и куражусь и чудачу,

но из всяких неудач

выбираю вам удачу…

Я как всадник на коне

со склоненной головою…

Господи, легко ли мне?

Вам-то хорошо ль со мною?

Главная песенка

Наверное, самую лучшую

на этой земной стороне

хожу я и песенку слушаю —

она шевельнулась во мне.

Она еще очень неспетая.

Она зелена, как трава.

Но чудится музыка светлая,

и строго ложатся слова.

Сквозь время, что мною не пройдено,

сквозь смех наш короткий и плач

я слышу: выводит мелодию

какой-то грядущий трубач.

Легко, необычно и весело

кружит над скрещеньем дорог

та самая главная песенка,

которую спеть я не смог.

Песенка про дураков

Вот так и ведется на нашем веку:

на каждый прилив по отливу,

на каждого умного по дураку, —

всё поровну, всё справедливо.

Но принцип такой дуракам не с руки:

с любых расстояний их видно.

Кричат дуракам: «Дураки! Дураки!..»

А это им очень обидно.

И чтоб не краснеть за себя дураку,

чтоб каждый был выделен, каждый,

на каждого умного по ярлыку

повешено было однажды.

Давно в обиходе у нас ярлыки

по фунту на грошик на медный.

И умным кричат: «Дураки! Дураки!»

А вот дураки незаметны.

Плыл троллейбус по улице.

Женщина шла впереди.

И все мужчины в троллейбусе

молча смотрели ей вслед.

Троллейбус промчался мимо,

женщину он обогнал.

Но все мужчины в троллейбусе

глаз не сводили с нее.

Только водитель троллейбуса

головой не вертел:

ведь должен хотя бы кто-нибудь

все время смотреть вперед.

Песенка о пехоте

Простите пехоте,

что так неразумна бывает она:

всегда мы уходим,

когда над землею бушует весна.

И шагом неверным

по лестничке шаткой (спасения нет).

Лишь белые вербы,

как белые сестры, глядят тебе вслед.

Не верьте погоде,

когда затяжные дожди она льет.

Не верьте пехоте,

когда она бравые песни поет.