Ирина вошла в зал и огляделась. Леночки нигде не было. Отец тоже пока не появился. У колонны с удивлением заметила одинокую фигуру Керенского, по каким-то причинам не участвовавшего в разговорах о политике, которыми были заняты мужчины, собравшиеся в бильярдной комнате, откуда тянуло запахом сигарного дыма и отголосками последних новостей.

– Александр Федорович! Как я рада! Вот уж не чаяла вас сегодня здесь увидеть, – с радостной улыбкой подошла к Керенскому.

– Да я и сам, по правде сказать, не чаял здесь оказаться, – сказал он, целуя Ирине руку. – Все хорошеете, Ирина Сергеевна! – оглядел ее скромное темно-синее платье с белым кружевным воротником.

– Только ради того и хорошею, Александр Федорович, чтоб от вас комплимент услышать!

– Ой не лукавьте, Ирэн! – заулыбался Керенский. – Покажите мне того мужчину, который не почтет за счастье сказать вам что-нибудь приятное. Знаете ж сами, такую правду говорить легко, – подозвав официанта, взял с подноса два бокала шампанского и протянул один из них Ирине. – За вас, прелестница! – поднял бокал и отпил глоток. – Каждый умудренный опытом мужчина знает, – наклонился к ее уху, – красота истинная скрывается под скромными одеждами.

– Не понравилось мое платье? – Она, пряча улыбку, наивно распахнула глаза.

– Правду хотите знать? – Керенский изобразил сомнение на лице.

– Конечно, правду, Александр Федорович! – воскликнула Ирина. – Сами же давеча сказали, что правду говорить легко.

– Ну что ж делать, – он изобразил сомнение и смущение на лице, – хоть и тяжело, но придется соврать, – сделал паузу, глядя смеющимися глазами, – не понравилось совсем.

Они рассмеялись.

– А я вот, Александр Федорович, все думаю, – Ирина глянула серьезно, – может, то, что происходит за окном и здесь, – обвела взглядом гостиную, – пир во время чумы? Помните? «Нам не страшна могилы тьма»?

Керенский нахмурился и покачал головой, а потом снова поднял руку с бокалом:

– Ваше здоровье, Ирина Сергеевна! – уклонился от разговора о политике. – Смотрю на вас и жалею, что уж стар и сед. Будь я помоложе, украл бы вас, честное слово! Увез бы на другой конец света. Право, говорю от чистого сердца! Кстати, – он посмотрел по сторонам, – где-то здесь… ах вот… – Махнул рукой стоящему неподалеку бледному русоволосому мужчине лет тридцати с аккуратной бородкой, взгляд которого Ирина уже несколько раз ловила на себе. – Николай Сергеевич! Подойдите!

Мужчина, который будто ждал приглашения, чуть прихрамывая, приблизился к ним.

– Хочу вас, Николай Сергеевич, представить самой очаровательной и тонкой, – Керенский на секунду задумался, подбирая слова, – юной леди – дочери известного вам Сергея Ильича Яковлева.

– Николай Ракелов, – по-военному четко и коротко представился мужчина.

– Хотя сразу дружески посоветую держать с ней ухо востро – неровен час на язычок попадете, – продолжил Керенский.

– Ирина, – она протянула руку, к недовольству своему почувствовав, что краснеет.

– На самом деле, – Керенский повернулся к Ракелову, – скажу вам по секрету, домашнее имя этой милой барышни – Ирэн. А вас, Николай Сергеевич, как дома обычно звали?

– Ники, – чуть смутившись, ответил Ракелов.

– Так вот, Ирэн, рекомендую вам Ники, моего помощника и доброго знакомого. В детстве Николай Сергеевич, насколько мне известно, был отчаянный драчун и любитель полазить по деревьям. В результате одного из неудачных приземлений он и приобрел прямо-таки байроновскую походку.

– Александр Федорович, – смущенно протянул Ракелов, – право, будет вам из меня романтического героя делать. К поэзии, несомненно, я неравнодушен, но сам стихов не пишу. Бог таланта не дал.