Ирина с наслаждением надкусила горьковатый шоколад.

– Знаешь, рара, я даже благодарна Богу, что так все произошло! – глянула она на отца с нежностью. – Может, если бы не этот случай, я и не узнала бы, что ты… – запнулась, подбирая слова, – что я… еще нужна тебе, рара, и дорога!

– Христос с тобою, Ириночка! О чем ты говоришь? – Глаза Сергея Ильича увлажнились, он опустился на край кровати, дочь нежно взяла его руку, потянула к себе и прижалась щекой к ладони.

– Холодная… Признак энергонедостаточности, между прочим, – сказала со знанием дела, вспомнив уроки Порфирия.

– Ну что ты, Ириночка, в квартире просто прохладно, вот и рука холодная.

– А раньше всегда была теплая, даже горячая, независимо от погоды, – сказала она, вспомнив детство. – Пап, а ты нашего императора любишь? – вдруг спросила Ирина и испытующе глянула на отца.

– Ну и переходы у вас, Ирина Сергеевна! – изумленно воскликнул тот.

– А что? – невинным голосом воскликнула она. – Обычные переходы. Как у любой женщины.

При слове «женщина» Сергей Ильич снова напрягся и внимательно посмотрел на дочь, силясь понять, та просто так сказала или…

– Что ты так смотришь на меня, папочка? Мне просто интересно. И вообще, – она села, привалившись к подушкам, – мы так редко разговариваем, – отодвинулась, давая отцу возможность поудобнее сесть на кровати. – Вот, скажи, мы, русские, что, все сумасшедшие? Скажи, это только русские день и ночь говорят, говорят и говорят о политике, ошибках правительства, интригах, заговорах, изменах, реформах? Это такая особенность России? Или так же у французов, немцев и других?

Сергей Ильич кашлянул.

– Это, деточка, не со страной связано, а с периодом истории. Коли живешь во времена перемен, о чем еще говорить, как не о переменах? В России нынче все изменений хотят. А как произойдут изменения – все и успокоятся. До следующих перемен, – улыбнулся он. – Что ж до горячности русской, так это от вина! – Он заливисто рассмеялся. – Чем больше пьют, тем горячее споры. Помнишь, как в «Повести временных лет»?

Ирина покачала головой.

– «Руси есть веселие пити, не можем без этого быти», – напевно процитировал Сергей Ильич. – Кстати, – в его глазах мелькнули веселые огоньки, – знаешь ли ты, что, по прошлогодним данным нашей официальной статистики, которая через год после закрытия винных лавок торжественно сообщила о практически полном прекращении потребления алкоголя населением, в Москве производство спиртосодержащей политуры возросло более чем в двадцать раз? Вот тебе наглядный результат борьбы с народным пьянством бюрократическими методами! – Он снова рассмеялся.

– А народ-то хочет перемен? – вернулась Ирина к теме разговора.

– А что народ? – Сергей Ильич пожал плечами. – Народ, конечно, за спокойную сытую жизнь, правда, тоже с водочкой, задушевными разговорами и непременным последующим мордобитием… для веселья и разнообразия. Но, главное, народ хочет, чтоб все по справедливости было.

– По справедливости – это как? – Ирина снова потянулась за конфетой. – Когда всем поровну, как социалисты говорят?

– По справедливости как, спрашиваешь? – Сергей Ильич задумался. – По справедливости – это по правде. Отсюда и выражение народное «Бог не в силе, а в правде». Кстати, отсюда же зачастую и недовольство нашими судами проистекает. Потому что народ хочет, чтобы судили не по лукавому закону, а по правде и совести. Хотя, если вдуматься, – он потер лоб, – правда, она ведь у каждого своя. Что поровну делить, что не поровну – все одно, недовольные будут. Да и равенство такое долго не простоит. Головы-то у всех разные. Так-то вот. А ты поспи, деточка, – он ласково погладил дочь по волосам. – Утро вечера, сама знаешь, мудренее.