Во-вторых, вся стена за моей спиной оказалась увешана фотографиями. Я успел лишь мельком обратить на них внимание. Все сплошь черно-белые, на многих какие-то незнакомые люди и… не только. Козловича я успел различить лишь на парочке. Он, казалось, совсем не изменился. На ближайшей куратор был даже в военной форме в окружении однополчан. Нет, что маги живут подолгу – я подозревал. Просто не знал, что они вмешиваются в дела немощных. В смысле, обычных людей.
В-третьих, стена уже за спиной самого Козловича красовалась различными схемами, планами, сложными формулами, из которых мне изредка были понятны лишь цифры. Обычные предметы в виде шкафов, маленьких статуэток, высокого стола и множества гнутых стульев, я в расчет не брал.
– Присаживайтесь, Кузнецов, – спокойно сказал куратор, пристально глядя на меня.
Я взобрался на стул, ожидая, что тот окажется жутко неудобным. Но нет, сел – и желания ерзать, выискивая более комфортное положение, не возникло. Даже руки сами собой легли на подлокотники. Странно, думал, что буду чувствовать себя не в своей тарелке, однако ничего подобного и в помине не было.
Козлович тоже приземлился на стул напротив меня.
– Ко мне пришел запрос от ученика Куракина на проведение дуэли.
Только сейчас я заметил, что Козлович специально отказался от привычного «высокоуважаемого господина», дав понять, что для него и я, и Дуракин – всего лишь ученики.
– И вслед за ним почти сразу же протест, – продолжил он.
– Протест?
Я сделал удивленное лицо, хотя понял, о чем идет речь. Книжку читал. Одна из сторон могла подать протест (обычно Конклаву, но в данном случае – руководству школы), если другая не соблюдает дуэльный кодекс. Как только Куракин понял, что все пошло не по его сценарию, то сразу побежал жаловаться. Я почему-то был даже не удивлен.
– У меня значится, – Козлович взял один из листков, – что в виде оружия выбрана рогатка. Классификация – метательное. Место проведения – площадка для спортивных игр.
– И что не так? – я сделал вид, что до сих пор не понимаю, в чем загвоздка.
– Ученик Куракин настаивает на том факте, что рогатки не являются оружием, потому на них невозможно сражаться.
– Хорошо, завтра, как только будут готовы оба экземпляра, я докажу, что это можно считать оружием. После тренировки клубов.
– Это все, что я хотел услышать, – спокойно ответил Козлович, приглаживая клочок бороды, однако глаза его источали веселье. Видимо, данная ситуация довольно сильно забавляла куратора.
Конец дня и начало нового прошли в предвкушении. У меня все же не проходил легкий мандраж, потому что судьба предприятия теперь зависела от Петра. Оставалось надеяться только на личную неприязнь домового, которую тот вряд ли мог так искусно сыграть.
Однако облегчение пришло, стоило мне прибежать в комнату после всех уроков. Словно два брата-близнеца, на моей кровати лежала пара рогаток, которые более уместно было бы назвать произведениями искусства. Сами рогатины изготовлены из сухого твердого дерева, с вырезанными канавками и толстой резинкой, довольно сильно напоминающей медицинский жгут. Та оказалась крепко перехвачена стяжками по бокам, а посередине Петр прикрепил кожаный кожеток. Не знаю, во всем ли домовые такие мастера, но у нас во дворе за подобную рогатку если бы не убили, то крепко подрались бы.
По размерам они вышли чуть меньше, чем я рассчитывал, однако и такими малышками можно было наворотить дел. Больше всего мне хотелось сейчас побежать к Козловичу, но мы условились о другом времени. Поэтому пришлось лишь похвастаться приобретением перед товарищами, переодеваться и топать на тренировку.