Синтаксис и семантика. Глубинно-синтаксические структуры и семантические составляющие лексики, не замечаемые и не контролируемые говорящим, несут ценную информацию о нем, о его картине мира, о его образе адресата послания.

3.2. ТМ «Воспоминание и псевдовоспоминание».

В ТМ «Воспоминание и псевдовоспоминание» первое задание предлагает написать небольшой текст на тему «Одно из ярких воспоминаний моего детства». Второе задание, сообщаемое после выполнения первого, по инструкции звучит так: «Отложите ручку. Закройте глаза. Постарайтесь вообразить себе человека, абсолютно во всем вам противоположного, вашего антипода». Затем предлагается сочинить выдуманное воспоминание от лица этого воображаемого антипода. Благодаря последовательности заданий участник сначала погружается в воспоминания собственного детства, и поэтому, фантазируя на тему третьего задания, создавая образ «своего антипода», неизбежно обращается к собственному опыту и к собственным представлениям о себе. Этому способствует намеренная расплывчатость инструкции: поскольку создание «абсолютного антипода» потребовало бы перечисления, пусть со знаком «минус», абсолютно всех собственных черт (трудно даже помыслить, что же именно следовало бы перечислить), то перед каждым участником вставала проблема выбора, какие именно собственные черты счесть наиболее значимыми. О том, как решалась эта задача, будет сказано ниже, однако в любом случае образ создаваемого в методике другого оказывался проективным: участники методики непременно наделяли своего персонажа-антипода рядом собственных черт, характеристик, проблем, конфликтов и т. п.

В качестве исходной темы в ТМ «Воспоминание и псевдовоспоминание» было предложено обратиться к событиям, максимально тесно связанным с личной жизнью и экзистенциальным опытом участников группы. Эти события были эмоционально окрашены, они побуждали ввести в текст образы значимых фигур – матери, отца и пр. (правда, не все участники группы этим воспользовались, обнаружив этим важную личностную специфику). Кроме того, здесь существенную роль играл, так сказать, «эксгибиционистский фактор». Участники группы, зная заранее, что их работы будут подробно разбираться и обсуждаться в группе, были, с одной стороны, настроены на некоторое дозированное самообнажение, обращенное к группе, а с другой – на имплицитное подчеркивание свой психологической необычности и исключительности, обращенное к группе и к исследователю[3].

Эксперимент проводился на труппе испытуемых в количестве 353 человек. Участниками эксперимента были студенты 2–3 курсов Института психологии им. Л. С. Выготского РГГУ (339 человек в возрасте 19–22 лет) и преподаватели нескольких московских вузов (14 человек в возрасте 49–56 лет).

В первом задании инструкции ТМ содержалась провокация: каждый испытуемый был вынужден совершить некий отбор и из множества реалий, относящихся к своему детству, выбрать некое «событие», то, что, на его взгляд, являлось «интересной» и «допустимой» темой для рассказа о себе. Здесь необходимо подробнее остановиться на том, что именно обычно было выбираемо в качестве такого «события».

Память о детстве, вообще о прошлом состоит из некоего континуума впечатлений, происшествий, размышлений, эмоций. В устном диалоге, случайно затронувшем тему прошлого, из не вполне структурированного множества воспоминаний по ассоциации и в ответ на реплику собеседника извлекается то одно, то другое. Здесь же из всего этого калейдоскопа предстояло выбрать что-то конкретное, подходящее под предложенное заглавие, и представить на рассмотрение группе. Собственно, различие между случайно вспоминаемыми событиями и «событием», записанным в виде рассказа, адресат которого к тому же заранее известен, отражено в семантике высказываний