С безошибочным африканским чутьем негры очень скоро раскусили истинную натуру Джералда: он громко лает, да никогда не кусает – и бессовестно этим пользовались. Воздух вечно сотрясался от угроз продать всех негров к чертовой матери на юг и посечь всех подряд кнутом, но еще не было случая, чтобы из «Тары» продали хоть одного раба, а насчет порки, так действительно однажды досталось хлыстом конюху, но за дело – что не стал вываживать и чистить любимую лошадь Джералда после целого дня под седлом.

Цепкие голубые глазки Джералда подмечали, как хорошо налажены дома у соседей и с какой легкостью управляются с челядью гладко причесанные плантаторские жены в шелестящих юбках. Он понятия не имел, что эти изящные дамы крутятся с раннего утра до поздней ночи, скованные бесконечной цепью домашних забот, наблюдая за кухней и детской, за стиркой и шитьем. Он видел только результаты, а результаты впечатляли.

Настоятельная необходимость завести жену встала перед ним со всей остротой однажды утром, когда он одевался перед поездкой в город. Порк сунул ему под нос его любимую рубашку в мелких защипах, которую неумелая горничная пыталась подштопать, а вместо этого привела в совершенную негодность, и сказал:

– Миста Джералд, что вам нужно, так это жену, и такую жену, у которой будет полон дом ниггеров.

Джералд отчихвостил Порка, чтоб не наглел, но в душе-то понимал, что слуга прав. Вот и рубашку пришлось ему отдать: кто же, кроме лакея, ее теперь наденет. Порк с довольным видом скатал рубашку, а Джералд призадумался. Он хочет жену, хочет детей, и все это надо провернуть быстро, иначе будет поздно. Но он не собирается жениться на ком попало, как вон мистер Калверт – взял в жены гувернантку своих детей, да еще из янки. Нет уж, его жена должна быть леди, леди по крови, с манерами не хуже, чем у миссис Уилкс, и способная управлять «Тарой», как миссис Уилкс управляет своим имением.

Но было два препятствия к тому, чтобы породниться с каким-либо семейством в своем графстве. Первое: очень туго с девицами брачного возраста, а второе, и более существенное, – что он тут «человек новый», хотя и живет постоянно уже десять лет, и, кроме того, иностранец. Никто ничего не знает, из какого он рода. Хоть здешнее общество и не столь неприступно, как аристократия побережья, но все же ни одна семья не пожелает выдать дочь за человека, у которого неизвестно даже, что был за дед.

Джералд понимал, что среди искренне расположенных к нему людей, с кем он вместе охотился, пил и рассуждал о политике, едва ли сыщется хоть один, на чьей дочери он смог бы жениться. И он уж никак не намерен был допустить, чтобы у кого-то за обеденным столом началось обсуждение его неудачных ухаживаний: вот, мол, такой-то папаша с огромным сожалением вынужден был отказать Джералду О’Хара. Он знал, что именно так обстояло бы дело, но осознание сего факта отнюдь не принижало его перед соседями, не давало оснований чувствовать свою ущербность. Ничто и никогда не могло бы заставить Джералда О’Хара признать чье-то верховенство. Просто у них тут такой миленький обычай – отдавать дочерей замуж исключительно в те семейства, которые прожили на Юге не двадцать два года, как он, а много, много больше; жених также должен владеть землей и рабами и иметь пороки, приличествующие данному времени.

– Складывай вещи, едем в Саванну, – сказал он Порку. – И не вздумай меня дразнить. Услышу от тебя хоть раз «Вист!» или там «Отвечаю!»[4] – все, я буду не я, если не продам тебя в тот же миг. Сам-то я теперь редко такие слова говорю…

Может быть, Эндрю с Джеймсом дадут какой совет на предмет женитьбы. А может, у старых друзей есть дочь, которая будет соответствовать его запросам и сама тоже сочтет его приемлемым в качестве супруга.