– Ну что же ты? – мой голос прозвучал хрипло, – или тебя колбасой закормили? Это хорошая, только понюхай.
Я понимала, что дело не в голоде. Животное выглядело исхудавшим, но еду игнорировало. Так бывает, когда…
– Хозяин у него умер с неделю тому назад. Одинокий старик. С тех пор пёс здесь дежурит каждый день. Как будто ждёт. Они всегда вместе в магазин приходили. Пса Кара Дус зовут, – я обернулась. На крыльце, скрестив руки, стояла продавщица из магазина. Страшного мужика не было видно.
– Послушайте, – я подошла ближе, – почему-то у меня такое ощущение, что людям здесь не нравится моё присутствие. Может быть, расскажете, что знаете? Мою бабушку здесь не любили?
Женщина вдруг смутилась, отвела глаза:
– Если вы про Азата, то он сегодня перепил с утра. Вот и бесится.
Сказать на это было нечего. Не начнешь же объяснять про свои неприятные ощущения и смутные предчувствия. Я кивнула и вернулась обратно. Присев на корточки, погладила пса по голове. Он поднял слезящиеся глаза. Я поднялась:
– Ну что, Кара Дус, чёрный друг, значит. Жаль, что не хочешь поесть, – я медленно пошла по направлению к дому.
Что-то ткнуло меня в ногу сбоку. Испуганно опустив глаза вниз, я удивленно остановилась. Это был Кара Дус. Он стоял рядом, в умных глазах светился немой вопрос.
– Хочешь ко мне? Пошли, если так, – я развела руками, поняв его взгляд по-своему.
Зашагала вперёд, но пёс не тронулся с места. Пожав плечами, я нерешительно двинулась дальше. Мне вдруг показалось, что обитатели улицы, по которой я шла, дружно прильнули к окнам и следят за мной десятками пар глаз. Невидимые мне взоры были полны напряжения и злобы, а иногда откровенной ненависти.
«Плохо дело, Хамитова. Похоже на паранойю», – я пыталась посмеяться над собой, но чем дальше шла, тем более явственным и жутким становилось ощущение слежки. Стараясь убедить себя, что всё происходящее – лишь плод моего возбужденного воображения, я всмотрелась в дом, мимо которого проходила. И едва не вскрикнула в голос, потому что занавеска на одном окне совершенно отчетливо дёрнулась, задетая неосторожной рукой. В следующий момент я отпрыгнула в сторону, почувствовав сильный толчок в ногу. Открыв рот, чтобы громко закричать, я взглянула вниз. Передо мной стоял пёс Кара Дус, с зажатым в пасти куском той колбасы, что я дала ему возле магазина. Хвост его чуть заметно вилял.
К дому я подходила быстрым шагом, больше не вглядываясь в окна окружающих строений. Ощущение слежки не исчезло с появлением Карика, так я тут же стала называть бедного пса. Войдя в дом, я оглянулась на остановившегося гостя:
– Карик, заходи! – сначала не поняла, почему пёс мнётся, как будто не решаясь переступить порог жилища.
Потом осознала. Деревенские собаки обычно живут на улице и в дом их пускают редко, если только на дворе сильный мороз. Так было и у бабушки, когда у неё жили четвероногие друзья. Но я решила забрать Карика в Москву, если придётся возвращаться, а в том, что это событие не за горами, уже не приходилось сомневаться. Казалось, глухая неприязнь буквально выпирала в мою сторону из каждого двора, и я никак не могла понять, что такого натворила наша семья? Конечно, если это не игра моего воображения. Решив выяснить при удобном случае, почему моя персона вызывает такой негатив, я нетерпеливо махнула Кара Дусу:
– Заходи, не стесняйся! Привыкай жить в комфорте!
Карик вошёл, да так и остался стоять возле двери. Я не стала настаивать. Первым делом, разобрала продукты из пакета, поставила на зажженную конфорку плиты чайник. Потом устроила спальное место для нового друга: у бабушки было полно разных подстилок.