Мадам Айзик села за стол, положила на него и диктофон, и блокнот для заметок. Подумав, что на расстоянии будет неудобно разговаривать, Том безо всякой задней мысли сел напротив неё. Женщина несколько напряглась, но вида не подала, вопросительно повела бровью.

– Том, тебе удобнее сидеть здесь? – спросила она.

Том растерянно пожал плечами, почему-то этот простой вопрос поставил его в тупик. Потому что сознание и так было дезориентировано сотнями непонятностей.

Он обнял себя за плечи, чуть погладил. Доктор снова обратилась к нему:

– Том, пожалуйста, отвечай на мои вопросы, хорошо?

– Мне всё равно, где сидеть.

– А почему ты решил пересесть?

– Мне показалось, что так будет удобнее.

– Для чего удобнее?

Том нахмурился, непонимающе уставился на доктора.

– Можно я пойду? – проговорил он и встал.

– Подожди, сядь, пожалуйста.

– Я не хочу, – Том помотал головой, отступил на шаг назад, вновь обнял себя за плечи. – Я хочу домой.

– Пока что твой дом здесь. Пожалуйста, сядь.

Том изломил брови, с шоком, неверием и ещё пущим непониманием смотря на женщину.

– Это не мой дом, – с детским упрямством ответил он. – Я знаю, где живу, это совсем не здесь.

– Ты временно проживаешь здесь и скоро обязательно вернёшься домой, так понятнее?

– Нет, не понятнее. Почему я здесь? Я же был дома! Где мой отец? И что это была за странная комната?

– Когда ты был дома? – уточнила мадам Айзик.

– Сегодня. Я сидел в своей комнате, после обеда хотел пойти погулять, а потом… – Том распахнул глаза, от шока зажал ладонью рот. – О, Господи… Белые халаты… Вы врачи? А это больница? Я в больнице?! Меня… машина сбила?

– Да, ты действительно в больнице, но тебя никто не сбивал.

– А что произошло? Почему я не помню этого? – он не кричал, но голос скакал, дрожал, в нём слышались полуистерические нотки.

– Том, сядь, и поговорим.

Том поколебался, но всё-таки снова занял стул, опустил взгляд к своим ногам в незнакомых ему штанах.

Доктор щёлкнула ручкой, придвинула к себе блокнот и произнесла:

– Ты сказал, что был дома, скажи, какого это было числа?

Том поднял к ней удивлённый взгляд. Опять этот странный вопрос.

– Это было сегодня, – с непоколебимой уверенностью повторил он.

– А какое сегодня число?

– Двадцать пятое октября. Мадам, я не понимаю, зачем вы меня об этом спрашиваете и те доктора тоже спрашивали. Неужели вы сами не знаете, какая сегодня дата? Или… уже двадцать шестое?

– Нет, сегодня не двадцать шестое число. Том, какой сейчас год?

Том нахмурился, затем отвлёкся, зацепившись взглядом за электронный календарь, стоявший на столе чуть в оборот. Он развернул его к себе, взял в руку. Женщина поспешила сказать:

– Том, поставь, пожалуйста, на место.

Но Том её не слушал. Он непонимающе пялился на небольшой экран с календарной сеткой, где красным была отмечена сегодняшняя дата: «Третье июля», и вверху значился год – две тысячи шестнадцатый.

– У вас календарь сломан, – без тени сомнений заключил Том, поставив его на место.

И тут же он осёкся, вмиг забыл про сошедший с ума девайс, потому что заметил произвольный узор шрамов, покрывающий тыльную сторону левой ладони. Он поднёс руку к лицу, не веря своим глазам, в них отражался неподдельный шок, непонимание, перемешанное с зародившимся страхом перед тем, чему он не мог найти объяснение.

Том потёр кожу, будто надеясь, что рубцы на ней лишь нарисованы и ототрутся. Но они были пугающе настоящие: выпуклые, впалые, грубые. Поверить было невозможно и страшно, потому что то, что он видел, шло вразрез с тем, что он знал о себе; сознание заныло от жутких несоответствий.

Он с нажимом провёл ногтями по повреждённой коже – на гладких её участках остались белые полосы, и поднял руку, демонстрируя её доктору.