– Мойся, – напомнил санитар, дважды постучав по прозрачной дверце.

– Отстаньте от меня. Я спать хочу, – пробормотал Том, не поднимая головы.

– Если ты не сделаешь этого сам, мне придётся помочь.

– Оставьте меня в покое!

– Я дважды предупреждать не буду, – мужчина сохранял железобетонное спокойствие.

Поджав губы, Том всё-таки встал, буркнул:

– Отвернитесь.

Санитар повёл бровью – то, во что превратился Джерри, его отчасти удивляло, причём он пока сам не определился, в каком именно смысле. Был пациент-мечта, не приносящий хлопот никому, кроме докторов, бьющихся над его лечением, а теперь… Он не отвернулся, но отошёл.

Том повернулся к нему спиной, взял лейку душа, и с губ сорвался нечленораздельный звук шока. Только сейчас, когда длинные рукава вместе с рубашкой остались на вешалке, он заметил опоясывающий шрам на запястье. А затем, медленно, интуитивно опасливо опустив взгляд, увидел и всё остальное.

Это тело, разукрашенное под хохлому уродливыми шрамами, казалось чужим. Оно не принадлежало ему!

Брошенная лейка с треском ударилась об стену, чудом не раскололась. Том, как ошпаренный, выскочил из душа, едва не выбив дверцу, схватил полотенце, сжав его на животе.

– Что это?! Что со мной?! Что происходит?! – он сорвался на истерический крик; выступили невольные слёзы.

Санитар предусмотрительно вышел ему наперерез.

– Успокойся и вернись в душ, – чётко, подняв ладони, проговорил он.

Том не ответил, не смог подобрать слов, всё казалось очень странным сном, комедией, прямым эфиром какого-то шоу со скрытой камерой. И с места он тоже не сдвинулся, только отрицательно покачал головой.

– Если ты не будешь меня слушаться, мне придётся позвать охрану, – снова обратился к нему санитар.

Том сглотнул, зачем-то помотал головой, затем хмуро задумался и негромко спросил:

– Это не больница?

– Нет.

– Это какое-то шоу?

Да или нет? Санитар посчитал, что лучше согласиться, хоть докторам это может и не понравиться.

– Да, ты всё правильно понял, – мужчина подошёл к Тому, указал куда-то вверх. – Видишь камеру?

Том поднял взгляд, куда он показывал, и непроизвольно дёрнулся, натянул полотенце повыше, до подмышек.

– Здесь тоже камеры? – переспросил он. – Это же душ?

– Таковы правила. Не волнуйся, съёмку отсюда нигде не показывают.

И Том поверил, иного ему не осталось. Помолчал, вновь опустил взгляд к своим ногам и обратился к санитару:

– Но что это со мной? Это шрамы?

– Все вопросы не ко мне, а к доктору.

– Мадам… кажется, Айзик, мне тоже ничего не объясняет.

– Она обязательно это сделает, а пока вернись в душ.

– Я не буду мыться, если за мной наблюдают, – Том мотнул головой, отступил в сторону.

Уговорить Тома полноценно принять душ так и не удалось. Потом был завтрак в палате, дежурный опрос там же. Подремав после него, Том успокоился, даже решил, что испугавшие его шрамы – всего лишь натуралистический и очень стойкий грим.

Ближе к вечеру доктор Айзик приказала охране привести его к себе в кабинет.

– Том, скажи, что ты думаешь о том, что я сказала тебе вчера? – спросила она, когда парень сел.

– Я об этом не думаю.

– Почему?

– Потому что это неправда.

– Это правда. Сейчас на самом деле две тысячи шестнадцатый год, – доктор взяла календарь, продемонстрировала его Тому и предусмотрительно отставила подальше. Вдруг захочет разбить – в лучшем случае об пол, в худшем – ей об голову.

Том потянулся к календарю, но женщина успела взять его раньше.

– Не трогай, пожалуйста.

– Почему мне нельзя посмотреть?

– Это подарок от очень дорогого мне человека, боюсь, уронишь, – солгала она. Что-то ответить было нужно, а показывать пациенту, что ты опасаешься его, нельзя.