Галин Петровна плакала, когда все это слушала, но лицо у нее сияло, как будто она получила пятерку от своей милой мамочки. Да, Галя, хорошая ты девочка, мама тебя любит, мама тебя хвалит, все ты правильно делала, Галя, ты тянула эту дрябленькую угасающую жизнь сколько могла, терпела, умница, давала матери возможность отщипнуть от себя хоть денек, хоть кусочек…

В общем, Галин Петровна поверила своей теперь уже покойной матери, сцена с подушкой ее впечатлила. Они поплакали с Женой электрика, и только я, молодая нахалка, была уверена, что наша Панночка играла до последнего вздоха. Так я считала раньше, а теперь не знаю… Вампиршей была старуха или не вампиршей? Сегодня я вообще ни в чем не уверена так, как раньше, в свои двадцать три, когда мне казалось, что жить мы все будем вечно, и никто никогда не умрет, даже противная старуха Лидь Иванна.

Я приехала в Питер к подружкам и попала на странное мероприятие. Мои подружки затащили меня на день рожденья к своим подружкам.

Компания была серьезная, мне сразу налили штрафную в хрустальный фужер, я первый раз попробовала водку из фужера для шампанского, а было мне тогда уже под тридцать. «Пей до дна, пей до дна!» – это помню. Огурчик. Сыр. Шашлык. Запели. Но мне все время кажется, что за столом творится что-то непонятное, что праздник какой-то неправильный. Потом пригляделась, и точно – не так сидим! За столом одни бабы, ни одного парня нет.

Когда мы вышли на балкон курить, я попыталась исправить положение, познакомилась с мальчишками, которые гуляли тут же в ресторане такой же аномальной чисто мужской компанией. Симпатичные были мальчики, это я тоже помню, парочка из них мне понравилась, но девушки меня затолкали обратно в кабинет и поругали за неразборчивость. Мы, говорят, не собираемся цеплять кого попало, а ты – шалава, вот тебе еще штрафной.

В итоге, напились все безобразно, писали смс каким-то бывшим, утром бодун, но с кем попало никто не спутался. И мне, легкомысленной гостье, как старые бабки двадцать раз повторяли: «Уж лучше быть одной, чем с кем попало».

А я не спорю, я согласна, с кем попало – не в кайф. Только я не могу понять, почему сразу «с кем попало»? И если речь идет про некое ничтожество, то почему тогда вообще мы говорим о нем? Ведь мы не говорим с такой же гордостью – уж лучше жить без ресторанов, чем есть в кафе на Павелецком… Никто себя не убеждает – уж лучше весить сто кило, чем сто пятнадцать.

Шучу… Конечно, я шучу, что делать остается. Всерьез эту тему, «быть одной», ворошить страшно. Во-первых, не хочется обидеть никого случайно. Обидеть, потому что тема женского одиночества, которую мы теперь корректно называем самодостаточностью, напрямую связана с женскими травмами, которые получены от кого? От кого попало, в основном. А во-вторых, сейчас брякну что-нибудь не то, и разорвут. Они умеют, эти самодостаточные женщины, порвать оппонента. И что теперь мне делать? И сказать хочется, и рот открыть боюсь.

Сейчас попытаюсь выкрутиться. Что думаете, я не смогу протолкнуть свою контрфеминистскую темку и не нарваться? Смогу, есть метод у меня любимый. Я вообще ни слова не скажу, буду молчать до упора, отдаю микрофон тем самым девчонкам, с которыми тогда сидела за столом. Прошло десять лет, но я помню всех, кто наливал мне штрафные.

Марина, сейчас ей сорок шесть. Марина у нас черная вдова, замужем была четыре раза. Первый повесился совсем молодым, с дочкой оставил ее, второй и третий не вышли из запоев, четвертого убили в пьяной драке. С такими мужьями она и сама чуть не спилась, потеряла здоровье, но успела выбраться из этой мутной водички, правда, только в сорок лет. А девочка была красивая, способная, из приличной семьи, сейчас она успешный блогер. Временами заходит на сайты знакомств, но каждый раз убеждается, что кроме гоблинов ей жизнь никого не посылает. Семь лет она живет одна, в тишине, в покое, без скандалов, без храпа пьяных больных самцов, без ругани с их грубыми мамашами. Своих старых подруг, которые тебя считают инвалидом, если ты не замужем, она тоже оставила. Ей хорошо одной, дома у нее теперь уют, цветочки, и советская эстрада вместо шансона, она заботится о своей маме, играет с внуком, и удивляется, почему же она только в сорок, только после смерти последнего мужа, затормозила над обрывом, почему в тридцать лет ей казалось, что жить одной страшно? Свои семейные годы Марина считает выброшенными на ветер, а за дочку рада, с зятем ей повезло.