Совершая свои командирские действия, Саша разогревался и снимал пиджак, а убывая домой забывал его надеть. Поэтому следующее утро после праздников начиналось для него с поиска пиджака. В ходе обхода лабораторий и цехов пропажа находилась, однако в этот раз, после празднования очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, пиджак исчез.


Вильфельд сильно загоревал. Он знал, что за утерю пиджака получит от супруги добрый нагоняй, да и пиджака жаль. Саша сидел за своим столом и тихо печалился.


– Что-то вы загрустили, Александр Павлович? Случилось что? – подъехала к нему Валя.


– Да вот, – засмущался Вильфельд, – пиджак куда-то делся. Вчера оставил его в лаборатории, а сегодня его уже и нет.


– А вы хорошо его искали?


– Да уж лучше некуда.


– Ладно. Попробую я поискать. Только я не помню какого он цвета.

– Коричневый


И пустилась Валя в поиски. Хотя, чего искать-то, когда она его сама вчера положила в шкаф и прикрыла бумагами.


Когда народ пришел с обеденного перерыва, Валя торжественно вручила Вильфельду его пиджак. В честь такого радостного события Валя предложила Саше распить по бутылочке пива. Ну кто же от пива откажется?


За пивом парочка разговорилась. В разговоре открылись многие интересные моменты. Получалось, что Валя, как и Саша, большая поклонница Маяковского, в доказательство чего на её столе уже на следующий день появился томик поэта. И в оценке живописи души их оказались родственными: оба любили Врубеля.


Из всех картин Врубеля Валя помнила лишь одного «Демона», но это не мешало ей рассуждать о перламутных переливах, о насыщенном колорите, о безумных глазах.


Вильфельд поддакивал ей:


– Вы правы. Действительно у персонажей его картин очень необычные глаза. И у Пана, и у Богатыря, и у Гадалки, и даже у Царевны Лебедь.


– И вообще мне все передвижники очень нравятся, – заявила Валя.


И хотя Врубель не входил в число членов Товарищества передвижных художественных выставок и вообще относился к передвижникам критически, называя их публицистами, Вильфельд на заявление Вали отозвался одобрительным киванием головы:


– Да среди передвижников было много талантливых художников.


После второй бутылки Вильфельд, как-то спонтанно, не просчитав последствия, пригласил Валю на субботу в Русский музей осмотреть недавно открывшуюся выставку «всего Кустодиева».


Валя ликовала: «Лед тронулся!!!»


Чем ближе были выходные, тем больше Саша дергался: как объяснить жене, что ему нужно в субботу отлучится из дома часа на четыре. Наконец в пятницу он со всей своей немецкой прямотой огорошил супругу:


– Тома, я завтра отлучусь не на долго. Мне нужно от сотрудницы получить важные документы.


– Саша, – изумилась жена, – что за агентурные встречи. Неужели твоя сотрудница не может это сделать в понедельник, на работе?


– Понимаешь, шеф неожиданно поручил мне сделать доклад на совете, – начал выкручиваться Саша, – а материалы, нужные для подготовки доклада, у сотрудницы. Она взяла их на дом. Для обработки.


– Ну, дела! И где же вы встречаетесь?


– У Русского музея, – не подумав, выпалил Саша.


– О! И я с тобой. Там открылась интересная выставка, Представляешь, почти весь Кустодиев. Когда еще такое случится.


И она стала щебетать о подвижничестве художника, который из-за тяжелой болезни писал свои картины лёжа на спине. Жена щебетала, а Саша мучительно искал выход из сложившейся ситуации. Жену от принятого ею решения не отговоришь, разве что путём капитального скандала, а это совсем ни к чему. Позвонить бы Вале, предупредить. Так он не знал номер её телефона.


Конечно, можно было вообще не пойти на встречу. Так Валя будет в шоке.