– Да, вижу. И моя кровь из носа тебя не пугает.

– Ёжики голых задниц не боятся.

Рей прыснул со смеху:

– Я рад, что ты забрала меня.

– Твои мозги, несмотря на опухоль, ещё вполне работоспособные.

– Порой даже чересчур. Я отошёл от творческой деятельности, но в голове всё равно придумываются мелодии, а я даже не могу их записать...

– Сможешь, когда тремор прекратится.

Он помотал головой:

– Уже пробовал. Когда пытаюсь сфокусировать взгляд, голова начинает раскалываться. Ни читать не могу, ни слушать музыку – только в воображении. Мне обидно, что эти мелодии никто не услышит, и они забудутся. Навсегда.

– Твои боли временны, Рей. Мне жаль, что часть мелодий потеряется, но я верю, что ты ещё напишешь потрясающую музыку. Или, хочешь, я выучу ноты и буду тебе помогать?

– Не надо... Я просто должен смириться, что не в состоянии писать музыку.

Но в моей голове уже засела идея, как решить проблему Рея. Вдруг он завтра напишет мелодию, под которую я буду рыдать от удовольствия? Я ведь раньше ни под какую музыку не плакала. И вот, Рей, человек, чьё творчество тронуло меня до глубины души, находится рядом со мной. Разве это не вселенское чудо?

***

За разговорами я чуть не забыла о насущном:

– Ты мне нарочно зубы заговариваешь? – посмотрела на него с выражением «бабака-подозревака». – Пошли мыться!

– Не-е-ет... Я был так близок к успеху! – притворно захныкал Рей, хотя по его лицу было видно, что он терпит боль. Я очень хорошо знаю эти фоново-ноющие изматывающие ощущения.

– Рей, кроме шуток, я должна осмотреть тебя с головы до ног и сделать пометки в дневнике наблюдений.

– Ты собралась меня измерять?

– Да.

– Всё измерять? – с намёком.

– Всё, – киваю.

– Ты точно не извращенка?

– А что, есть сомнения? Ты меня боишься? – пристально буравлю его взглядом.

– Побаиваюсь, – признался он. – Ты поставила мою койку рядом с батареей...

– Где мне было ещё её ставить? Между кроватью и стеной она бы не влезла, там тумбочка мешает. Расслабься, я просто раздену тебя, вымою и осмотрю.

– Это ещё хуже, чем приковать меня к батарее! – сказал в полушутку, затем признался: – Мне неловко.

– Почему?

– Не знаю. Медперсонал в больнице я воспринимал как должное, а ты... – замялся. – Почему-то я воспринимаю тебя как женщину.

– На самом деле я такой же медперсонал, как и в больнице. К тому же в матери тебе гожусь, – в последнем откровенно соврала.

– У нас разница 5 лет. Я запомнил.

– Ты же сам сказал, что я выгляжу старше?

– Я, кажется, говорил, что у меня проблемы со зрением. Ошибся.

– В любом случае я твой врач. У меня нет гендера. Я просто человек, который тебя лечит. На этом всё.

– Не думал, что это скажу, но... с наручниками было бы веселее.

Что в голове у этого парня?!

4. Глава 3. Рейнард. О личном

Рейнард Беллс

За последний год он не помнил, когда в последний раз стеснялся своего тела. Лица медсестёр, которые ухаживали за ним, стёрлись из памяти. Ему было всё равно, как на него смотрят.

Сегодня же ему до чёртиков не хотелось показывать твой тощий костлявый «мешочек с грецкими орешками», как Рей мысленно называл себя из-за выпирающих наружу шишек по всему телу.

Обычно онкобольным везёт умереть до наступления «ореховой» или «виноградной» стадии, а у него под конец жизни случилось приключение. Надо сказать, довольно весёлое. И, нет, он не верит, что Тайна вылечит его. Просто хочется напоследок почувствовать себя живым.

В голове заиграла фортепианная мелодия. Лёгкая, звонкая, как апрельские капельки с крыш. Жаль, не записать и не запомнить... Остаётся только слушать в одиночку, пока не отыграют все ноты.

Наверное, это профессиональное. Раньше Рейнард жил работой.