Девочка скрылась в доме, не удосужившись даже обернуться, но через несколько секунд снова показалась в дверях. Робин стояла в нескольких метрах от крыльца, не шевелясь, и напоминала привидение своим полупрозрачным платьем.

– Ты же не уйдешь? – опять прищурилась малышка.

– Я сама не знаю, почему, – буркнула девушка. Она и правда не знала – было дико странно, но ее тянуло в этот дом словно магнитом.

– Понятно. Мало тебе моей жизни. Ты решила попортить мне смерть.

Девочка спустилась с крыльца и села на качели, стоящие прямо у дорожки. Отталкиваясь левой ногой от вытоптанной земли, она взлетала все выше и выше, пока не завизжала от восторга. Робин подошла поближе и села прямо в траву. Несмотря на долгую дорогу, она не чувствовала усталости. Скорее, надоело бесконечно перебирать ногами в попытке попасть на заветный пляж с высокими волнами. Да и выпить бы не помешало.

– Ты не узнаешь меня, правда? – наконец остановившись, спросила девочка. – Меня зовут Кортни. Кортни Бейл.

Робин показалось, что она оглохла. Все звуки – шум моря, стрекотание кузнечиков, шелест сухой высокой травы – все померкло в этих двух словах.

– Ты… моя мать? – девушка подалась вперед, чтобы разглядеть ее. Уловить хоть что-то знакомое в чертах лица, в интонации голоса, в движениях.

– Пожалуйста, – хмыкнула Кортни и, спрыгнув с качелей, села прямо напротив, совсем рядом, и смахнула челку с лица. Несколько секунда она разглядывала Робин, а потом протянула свою пухлую ручонку и погладила ее по щеке, едва касаясь пальцами все еще розоватой кожи, не успевшей померкнуть от долгого пребывания в загробном мире. – Ты выросла красивая.

– Мне говорили, что я похожа на мать…

– Повезло, – хмыкнула девочка, невольно кокетничая. – Будь ты в любимого папочку, тебе нечем было бы похвастаться, кроме умения бесить людей и жрать водку без признаков похмелья.

– Виски, – улыбнулась Робин. – Я предпочитаю виски. Чистый.

Кортни наморщила курносый нос в гримасе отвращения и тут же засмеялась. Она сама, повзрослев, не гнушалась хорошим спиртным, предпочитая, правда, чистый вермут. Но сейчас, на этой стадии вечности, о таком вспоминалось уже с трудом. Как и о том, что когда-то у нее была дочь.

– Хочешь, я угощу тебя лимонадом? Я сама его делаю.

– Конечно. Я подожду тебя здесь.

– Не хочешь зайти? – удивилась девочка и, не дожидаясь ответа, скрылась в дверях дома.

Робин несколько секунд смотрела ей вслед, пытаясь вспомнить образ матери, когда видела ее последний раз при жизни. Завалившись в траву, она закрыла глаза и вдыхала запах пожухшей травы, намекающей на скорое наступление осени, которой, возможно, здесь никогда уже не настанет, пока кто-то не решит, что в пору желтеющих листьев и был его самый счастливый день. Тихо стрекотали кузнечики, у самого уха жужжали комары и мошки. Земля ощущалась прохладной и слегка влажной сквозь тонкое платье, на котором, скорее всего, останутся зеленые пятна.

Одна за другой всплывали картинки из жизни. Вечно недовольная мать, вечно отсутствующий дома отец. Последний раз она видела их обоих, когда уезжала из отчего дома в институт, а потом на похоронах. Но там пришлось прощаться с закрытыми гробами – в доме случился пожар, и они оба обгорели до такой степени, что выставлять на показ их обугленные кости было бы просто не гуманно.

Несмотря ни на что, Робин любила мать. Немного злилась на нее за то, что та изменяла отцу, но лишь потому, что хотела, чтобы ей уделяли больше времени, а не тратили его на бесконечную череду ухажеров. Ну и перед отцом было неловко, когда он, возвращаясь из поездки, спрашивал, посмеиваясь, хорошо ли вела себя его милая женушка.