Короче, Вишня тоже потихоньку осваивалась на новом месте, заводя первые внутриклассовые знакомства. Начал, что называется, налаживаться контакт.

Со всеми, кроме Полины. Уж кто и не переставал выражать своё фи, так это не устающая скалить зубы соседка по парте. И вот чем она ей так не угодила?

Хотя судя по всему, Абрамова в принципе не переваривала людей, огрызаясь, воротя нос и высокомерно сбивая тех плечом, если у неё по неосторожности попадались на пути.

Впрочем, люди платили ей той же монетой, бросая вслед нелестные оскорбления, которые и цензура бы не пустила в эфир. Какая-то обоюдная взаимная неприязнь, уходящая корнями далеко назад.

Как рассказала Бабочка, несколько лет назад что-то произошло в жизни Полины. Подробностей никто не знал, но на стрессе она подсела на какую-то муть и окончательно слетела с катушек.

Не столько, что дело дошло до закрытой психиатрической лечебницы, куда её засадил богатенький папаша. Конечно же, отношение окружающих к наркоманке-однокласснице автоматически испортилось.

Её гнобили, обходили стороной, унижали. Потом на несколько месяцев Абрамова исчезла (лежала в лечебнице), всё поутихло, а в один прекрасный день внезапно вернулась. Уже такой: одичалой недоготкой.

Вишня искренне пожалела, что вчера нагрубила ей. Незримая война, где один делает больно другому, на что тот в ответ делает ещё больнее ― полная глупость.

Кто-то должен остановиться и первым протянуть белый флаг перемирия. Либо мир, либо ты. И раз Полина этого делать не хотела, миру придётся пойти на уступки.

Именно поэтому на следующий день, во время обеда, Багрова подсела к ней на ступени лестницы возле уличного кафетерия.

Абрамова, подтерев тыльной стороной ладони вытекший из сэндвича соус с уголков губ, с раздражением уставилась на нежелательную персону.

– Чего надо?

Её дружелюбно протянули руку.

– Мир?

– Чё?

– Нам абсолютно нечего делить, так что и цапаться нет смысла.

Полина, дожевав обед, равнодушно вытерла руки об рваные на коленях сетчатые чёрные колготки и поднялась с места.

– Что за слюни ты тут напустила, мать Тереза? В подруги набиваешься? Мне это ни одним местом не упёрлось. Отвянь, пока не вмазала.

Пнув пустой одноразовый бокс от сэндвича, она молча ушла, топая массивными лаковыми берцами. Вишня же осталась сидеть с протянутой рукой, как полная идиотка, однако таковой себя не чувствовала.

Первый шаг навстречу сделан, а это уже что-то.

– И что ты пыталась этим добиться? ― раздался за спиной насмешливый голос. Кира. Жёлтый вязаный свитерок, синие джинсы, падающие на лицо локоны ― как-то тут не особо соблюдают чёрно-белую палитру. Видимо, установленное правило больше приравнивалось к просьбе. ― Только время зря потратишь.

– Ещё посмотрим, ― Багрова поднялась со ступеней, отряхивая пятую точку от песка. На тёмных джинсах вечно вся гадость видна.

– Зачем тебе это?

– Кто-то же должен.

– Ты выбрала неправильную позицию. Сначала дура Бабочка, теперь этот фрик. Любишь жалеть убогих?

– Лучше убогие, чем самоуверенные выскочки. Убогие могут удивить, а вот от выскочек ничего нового ждать не приходится, ― сухо бросила ей Вишня, не желая и дальше общаться с Кирой. Этот человек был ей противен. Уже одним тем, что ставил себя выше других.

– Кстати, ― окликнула её чирлидерша. ― Новенькая. Хотела предупредить: руки прочь от моего Исаева! Он тебе не по зубам.

Ха! Вот, значит, как.

– Да и тебе, судя по всему, тоже, ― насмешливо бросила ей через плечо Багрова. ― Как я успела заметить, ты у него не пользуешься особой популярностью.

– Зря так думаешь!

– Да я вообще ничего не думаю. Не люблю влезать в чужие дела. Разбирайся с ним сама.