Ален посмотрела на Ульба: тот притворился спящим: но вот послышался приближающийся топот копыт лошади, и Ульбе открыл глаза. Вскоре в шатер вошел старший отряда дозорных Барен и, покорно склонив голову, сказал:

– Наши воины отбили у жестырнаков человеческую девушку необыкновенного вида и решили разыграть ее в состязании. Вот только по пути к нам примкнуло много народа, и все хотят бороться за приз, – дозорный еще раз поклонился Ульбе и Ален, – рассудите, кто имеет право на нее, а кто нет. Молодые пери волнуются и ждут вашего решения у горы Окжетпес.

Ульбе уже слышал о том, как необычна человеческая девушка, и ему хотелось посмотреть на золотые косы, а может быть и оставить себе. Но Ален так пронзительно смотрит на него, ждет его решения, будто догадывается, о чем он думает, Царствующий знал характер царицы – если он хоть как-то вмешается в спор за рабыню из людей, то старухи-пери, жалмауз-кемпир, вскоре будут использовать его берцовые кости для своих колдовских нужд.

– Пусть состязаются все, кто захочет, – старался говорить равнодушно-спокойным голосом царь Ульбе, но прижимистость, жадность и какой-то дальний расчет дали о себе знать, и он добавил, – те, кто захочет внести в казну золота весом в асык.

Дозорный Барен поклонился и вышел.

– Ты поступил мудро! – сказала царица, поэтому втайне решила: “Слишком много суеты вокруг этой барыни, и ей не место среди пери”.

Ален склонила голову и снова принялась за проворное веретено.

А в это время раб-жестырнак, держа в зубах золотую пластину, цепляясь за трещины и выступы, словно ящерица, вскарабкался на вершину огромной глыбы. Как только цель была установлена – первый слиток упал в кожаный мешок. Но стрела, не долетев до вершины, ударив скалу, переломилась и упала вниз вместе с отбитым щебнем.

Умай, привязанная к столбу на всеобщий обзор, целый день была вынуждена слушать пение летящих стрел, их удары по камню, лишь поздно вечером ее развязали и, отведя к телеге, позволили спать. Девушка сразу крепко уснула, и ей приснилось: телега к которой она спит в ночном тумане, никого рядом не видно, не слышно. Бежать! Но Умай не может пошевелиться, не может себя заставить проснуться. Но вот в черном, будто дымном небе появляются летящие по воздуху, одетые в красные одежды, призрачные жалмауз-кемпир – старухи-пери. Они легко берут на руки Умай и, поднимаясь над ночным туманом, устремляются к сверкающему под луной озеру. Дунул свежий ветерок, и от головы спящей девушки оторвался и полетел к берегу волосок цвета созревшего проса. А колдуньи поднимались все выше и выше. Над серединой водного простора пери хором пропели: “Буруны озерной воды, станьте подобно камню тверды”, – бросили свою ношу вниз, а сами, безмолвные, устремились обратно к берегу.

Но волны озера не стали тверды как камень, девушка не разбилась и не ушла на дно: холодная апрельская вода, в которую провалилась Умай, разбудила ее от тяжелого сна. Вынырнув на поверхность, она огляделась: на востоке озаренная пламенем костров, израненная скала Окжетпес все еще обстреливалась – состязание продолжалось. Выросшая среди озер разливистого Иргиза, Умай уверенно поплыла к темневшему густым лесом противоположному берегу.

А в это время, не замеченный дремавшей стражей однокрылай ворон вошел в шатер спящего Ульбе. Вдали пели стрелы, дробя шапку скалы, переминаясь с лапы на лапу, ночной гость захлопал крылом, но царь не просыпался.

– Я принес долгожданные вести, – прокаркал Каратай и услышал, как шелком зашуршали в глубине шатра: в свете раздутого огня ворон поклонился сонным Ульбе и Ален. – Помнишь ли ты меня, царь Ульбе? Сорок лет назад послал ты меня к подножью Тенгри и я вернулся, исполнив порученное. – Ворон склонил голову, касаясь клювом ковра.