В очередной раз подивившись своему жестокосердию – эта картина если и заставила сжаться сердце, то лишь на несколько долгих мгновений – она продолжила работу «спецотдела». Спрашивать полковника о чем-то сейчас было бесполезно. Гораздо важнее было «зачистить» состав, а потом вдумчиво, хоть и безо всякого удовольствия допросить Джамала. Крупина лишь захватила со столешницы ту самую связку фигурных ключей, опустила из в собственный карман, которому оказывается нашлось место в остатках брюк и пошла – как сама себе призналась «веселиться». Потому что «под ноль» больше никого зачищать не собиралась – так, намять бока и обездвижить, пока «террористами» не займутся по подведомственности. Вообще-то, с зачисткой можно было подождать – запереться внутри бронированной капсулы, в сердце состава, и ждать помощи. Но была еще одна проблема – Лидка.

Ее злой визгливый голос Крупина услышала еще за два вагона. Она успела по ходу обезоружить и отправить в долгий сон всего двух охранников. Пленных солдатиков, которых заперли в собственных кубриках, тревожить пока не стала – пусть разбирается собственное командование. А остальные «террористы» сейчас столпились в том самом вагоне, где Лидию Кочергину прижал к углу прапорщик. Впрочем, сказать «прижал» было бы не совсем верно. Лидка как раз сейчас наступала на него из своего угла, готовая пустить в ход крепкие кулачки. И автомат, которым заслонился от нее прапорщик, совсем не смущал разбушевавшуюся торговку. Она кричала, как и было договорено в «штабе»:

– Я тебе дам… Я тебе сейчас такой пи.., – тут она увидела стоящую с довольной физиономией Крупину и вроде как засмущалась, проглотила последнее слово; а потом заорала совсем оглушительно, – гони деньги вперед, паразит! Гони, как обещал!

Под этот крик Наталья и уложила на пол безжалостными ударами еще четверых ренегатов во главе с прапорщиком. А потом, подмигнув Кочергиной: «Молодец, девка!», – унеслась в хвост состава, продолжать зачистку. Там нашелся лишь один арабчонок – тоже бородатый, но хилый. И этого, последнего живого соплеменника Джамала она пожалела, лишь сломала несколько очень важных костей, что гарантировало – этот человек больше в бандитских налетах участвовать не будет.

Лидка так и стояла с открытым ртом и вытаращенными в ужасе глазами. Крупина помазала перед ее застывшим лицом ладонью:

– Ау, подруга, очнись, – и добавила, поняв причину такого ступора, – да живые они все, девочка, живые. Полежат немного, и встанут…

Наталья открыла дверцу вагона, высунулась в вечернюю свежесть, и пробормотала, так, чтобы не услышала ни Кочергина, ни майор Рычков, уже готовый запрыгнуть на ступеньку впереди своих десантников:

– Если им разрешат подняться. А про тех, в командирском вагоне, тебе знать совершенно не обязательно.

Крупина на мгновенье замерла, подставив лицо вынырнувшему из-за взявшейся непонятно откуда тучки солнцу. И тут же ее лицо – несколько мгновений удивительно благостное – сменило выражение, стало жестким, погнало от себя волну предостережения и холодной ярости к вершине серого здания, что нависало над привокзальной площадью – даже выше недостроя, где ждали ее русский генерал с американским полковником. Феноменальное чутье подсказало – ее кто-то буквально сверлит взглядом, причем взглядом вооруженным. Что это было? Может, и прицел снайперской винтовки! И она шагнула назад, в полутьму тамбура, понимая, что в эту дверь она ни за что не выйдет.

Шунт развалился на диванчике с довольной улыбкой. В ладонях он грел высокий бокал с пивом, на которое «подсел» в последнее время. Себя он успокаивал: