На полукруглом балконе, за высоким окном гостиной ближайшего к центральному зданию коттеджа в кресле-каталке полулежала изнеможенная пожилая женщина. В руке она держала бокал «Шато Карбоне» 78-го года и время от времени делала маленькие глотки, впитывая вместе с ними великолепие заката. Она то и дело нервно дотрагивалась до завитков своих не очень ловко выкрашенных волос, прислушиваясь к голосам, доносящимся изнутри дома. В гостиной ее муж разговаривал с их новой служанкой. Наконец их беседа закончилась, и женщина в кресле-каталке услышала легкие шаги мужа, выходящего к ней на балкон.

– Господи ты боже мой, – сказала она по-французски, – наверное, я сойду с ума от этой красоты.

– А почему бы и нет? – ответил ей посланец Шакала. – Это место как нельзя лучше подходит для такой цели. Я до сих пор смотрю вокруг и не могу поверить своим глазам.

– Ты до сих пор не сказал мне, зачем монсеньор послал тебя, нас, сюда?

– Я уже говорил тебе. Я привез известие от него, и ничего более.

– Я не верю тебе.

– Прошу тебя, поверь. То, что я сделал, было важно для него, но совсем не обременительно для нас. Наслаждайся, моя милая.

– Ты всегда называешь меня так, когда других объяснений у тебя нет.

– Тогда твой же собственный опыт должен подсказать тебе, что не стоит задавать вопросы, не правда ли?

– Но это не так, дорогой. Я умираю…

– Чтоб я больше не слышал ничего подобного!

– Так или иначе, это правда, и ты не можешь скрывать ее от меня. Моя печаль не обо мне, моя боль ушла. Я волнуюсь за тебя. Ты всегда был лучше своего окружения, Мишель… О нет, ты Пьер Фонтейн, я не должна этого забывать… Понимаешь, я не могу не думать о тебе. Это место, эти необыкновенные покои, это внимание. Я думаю, тебе придется заплатить ужасную цену, дорогой.

– Почему ты так думаешь?

– Все окружающее нас столь величественно. Чересчур величественно. Это ненормально.

– Ты слишком глубоко пытаешься вникнуть в ситуацию.

– Нет, это ты пытаешься лгать сам себе. Мой брат Клод всегда говорил, что ты слишком много делаешь для монсеньора. Однажды он предъявит тебе счет.

– Твой брат Клод – старый мухомор с трухой в голове. Поэтому монсеньор дает ему самые простые и незначительные поручения. Его можно послать с бумагами в Монпарнас, а он приедет в Марсель и сам не будет знать, как там оказался, потому что…

Внезапно в комнате раздался телефонный звонок, оборвав посланца Шакала на полуслове. Он обернулся на звук.

– Наш новый друг обо всем позаботится, – заявил он.

– Она очень странная, – сказала женщина. – Я не доверяю ей.

– Она работает на монсеньора.

– Действительно?

– Я не говорил тебе? Она должна передать мне инструкции от монсеньора.

В балконных дверях появилась служанка, одетая в черное платье, белый передник и белую наколку. Ее светло-каштановые волосы были собраны сзади в тугой узел.

– Мсье, это Париж, – сообщила она.

Напряжение в ее широко открытых серых глазах подчеркивало важность звонка, скрываемую в тихом, невыразительном голосе.

– Спасибо.

Посланец Шакала в сопровождении служанки прошел в комнату к телефону. Она подняла трубку и подала ее старику.

– Это Жан-Пьер Фонтейн.

– Благость да снизойдет к тебе, сын божий, – произнес голос человека, находящегося за тысячу миль, на другом континенте. – Вы хорошо устроились?

– Более чем, – ответил пожилой человек. – Все это… так величественно, мы не заслужили такого.

– Вы заработали это.

– Чем я могу служить вам?

– Ты должен следовать инструкциям, которые передаст тебе служанка. Следуй им неукоснительно и не отступай ни на шаг, понятно?

– Конечно.

– Благословляю тебя.

Раздался щелчок, и голос в трубке пропал. Фонтейн опустил трубку и повернулся к служанке, но ее уже не было рядом. Она находилась на противоположной стороне комнаты и отпирала ящик массивного письменного стола. Он подошел к ней и взглянул на содержимое ящика. Его взгляд замер, упав на ужасные предметы. В ящике лежали пара хирургических перчаток, пистолет с цилиндрическим глушителем на стволе и опасная бритва со сложенным лезвием.