– И вчера вечером делал?
– Это мне не известно.
– А другие лекарства у него были?
– Были, конечно, масса таблеток… Он часто что-то принимал от предполагаемой болезни или недомогания. А когда слышал о какой-нибудь эпидемии, то просто места себе не находил. И начинал лечиться, хотя данной болезнью не болел.
– В субботу, когда Ларичев приехал в пансионат, вы разговаривали с ним?
– Да, конечно… Я вам уже говорил – он был моим добрым приятелем. Не побоюсь сказать – другом. Взял меня обратно в министерство под свою ответственность. Я год просидел без работы. Ему я обязан всем.
– Вы не знаете, зачем он приехал в пансионат в эту пятницу? Он вам не сказал?
– Не-ет… Вроде бы отдохнуть… я так думаю…
– А что? Он проводил в последнее время какую-нибудь трудную ревизию?
– Не знаю.
– Документы какие-нибудь он привёз с собой?
– Откуда мне знать. У него было сколько привычек, столько и чудачеств. Я говорю это не затем, чтобы бросить на него тень. Он был единственным человеком, который помог мне в трудную минуту. Без его ручательства… А можно вас спросить? Я вижу, вы расследуете причину смерти Ларичева, как если бы…
– Как если бы речь шла об убийстве? Наш долг – проверить все версии.
– Я вам ещё нужен?
– Пока нет. Но если вы что-либо ещё вспомните…
– Мне нечего вспоминать. Всё, что знал, я изложил.
– Ну, может, какую-нибудь подробность, которая была бы полезна для следствия. Покамест мы ждём, что покажет вскрытие.
– То есть результатов вскрытия у вас нет, а вы всё же расследуете это как убийство…
– Когда человек умирает при подобных обстоятельствах, мы обязаны с самого начала принять все необходимые меры предосторожности. Бывают улики, которые можно обнаружить только сразу. Потом они исчезают.
– А почему речь непременно должна идти об убийстве?
– Умер человек. Вы это понимаете?
– А зачем его обязательно кому-то убивать? Это означает подозрение на всех оставшихся в живых?
– Мы выполняем свой долг по отношению как к живым, так и к мёртвым, и между прочим, не только из желания найти виновных, но и ради того, чтобы доказать невиновность остальных. Скажите лучше, что вам известно об отношениях в семье Ларичева?
– Дома у них я бывал редко, но могу сказать, что между ними всё ладилось, разве только…
– Разве только?
– Всего лишь личное мнение. Они не ссорились с женой, не говорили друг другу резких слов, но мне показалось, что в последнее время между ними произошло охлаждение.
– И почему, как вы полагаете?
– Может быть, из-за Кирилла. Кирилла Ларичева – их сына.
– Да, мы пытались известить его о смерти отца, но не нашли. Вы знали, что он тоже отправился отдохнуть в эти края?
– Как я мог об этом узнать?
– А что за человек Кирилл?
– Что за человек?! Я бы лично не хотел иметь такого сына.
– Почему? Какой-нибудь шалопай?
– Я сожалею, что так отозвался о нём. Нет, не шалопай. Даже наоборот, работает на таможне, хлебное место, а вот родителями совсем не интересуется. Только и всего.
– С Верой Прохиной вы знакомы?
– Да… Вера работает в финотделе.
– Она появилась в пансионате одновременно с Ларичевым. Не вместе ли они ехали, не знаете?
– Я даже не знал, что Прохина находится здесь. Нет, Игорь мне ничего не говорил.
– Что вы ещё знаете о Вере Прохиной?
– Ничего. Знаю её только в лицо.
– Приходилось ли вам с ней работать?
– Всего пару раз. В финотделе она находится в распоряжении Ларичева.
– Может быть, Ларичев привез её… для работы?
– Не знаю. Не думаю…
– Спасибо, извините, что пришлось столько вас держать.
В просторном кабинете Бурова повисла напряжённая тишина. Показания Рубцова явно витали в воздухе, выдавая его желание как-то оправдаться, объясниться. От внимания Бурова не ускользнул также тот факт, что следователь, ведший допрос, пытался установить связь между приездом Ларичева на отдых и ревизией, которую тот якобы заканчивал на фирме. Это наблюдение подкреплялось и вопросами, касавшимися приезда Прохиной. Их одновременный с Ларичевым приезд. Что это? Простое совпадение? Маловероятно.