В подъезде было темно. Взлетев на второй этаж, я остановился. Сердце сдавило – то ли предчувствием, то ли и вправду… Я совсем потерял себя в этой лестничной темноте… Но вот внизу, оживая, заскрипела дверь подъезда, и я нажал кнопку звонка.

В домашнем платье не то в халате, классная, впустив меня, молча закрыла за мною дверь. Третье за эти дни стаскивание мной ботинок в этой прихожей. По освещенной пустоте я проник в комнату. Она ждала у окна, отвернувшись. Обернулась, задернув шторку.

– Мы вчера не договорили, но… ты уверен, что сейчас подходящее время?.. Что случилось?

– Только то, что и должно было.

– Что именно?

– Всё. «Сегодня нет, послезавтра да».

– Не понимаю.

– Вы не понимаете, я не понимаю, он не понимает, она не понимает…

Вдруг поймав себя на том, что пытаюсь представить, во что еще она одета, я растерялся – не за что было зацепиться…

– Вы объяснились… Выяснилось: это не она… – догадалась классная. – А если не она… то, согласно твоей теории… Но это же глупо…

– Вы специально преувеличили. Это ваши слова: «То, что начнется вокруг нее!..»

– Ну да. Потом затащила тебя к себе. Убедила, что это она. Ты запуган, я спокойно дорабатываю до выпуска. Так?..

– Не всё, не всё…

– Ну-ну, интересно.

– Вы ревнуете. Вы страшно ревнуете. Зачем Зоя Андреевна привела вас в класс? Зачем вы устроили этот допрос? Вам нужна кампания против меня.

– Для чего?!

– Чтобы мне некуда было деться. Чтоб я оказался здесь. В мышеловке.

– Погоди, ты дрожишь. Давай я заварю мяты.

– Идите вы с вашей мятой… – я уселся на диван.

– Как же ты себя измучил… – она села рядом.

– …Мой маленький, – подхватил я.

– Я тебе клянусь – и в мыслях!.. Я клянусь тебе!

– И я, и я. Вы клянетесь. Я клянусь. Он клянется. Она клянется. Все клянутся.

– Ну… Хочешь так думать… Только… Ладно. Всё так. Да… Всё, как ты сказал… Не говори никому больше. Я постараюсь замять.

Я с подозрением посмотрел на нее. С подозрением: с гордостью за себя, с опустошенностью победителя, но и – с неудовлетворенностью. Хотя только одним она меня и побила – легкостью, с которой сдалась.

– Вы понимаете, кто она для меня?

– Да, понимаю.

– Что я никогда ни на кого ее не променяю? Что у нас – серьезнее не бывает?

– Да. Уже поздно… – глаза ее ускользали от моих.

– Я, наверное, сам виноват… С этими «тупиками»… В прихожей тогда…

Сидя на диване, я наконец отходил, радуясь безопасности, полной, наконец, нашей с Марго защищенности. Видимо, от переполнения долгожданным покоем я опустил руку на руку классной, лежавшую на диване. Действительность, успокаивая, что ненадолго, ускользала от меня, в какой-то момент это ей удалось, но я тут же очнулся, поднимая голову с колен классной. Странно это все-таки называют: «лежать на коленях».

– Может быть, тебе еще посидеть? – спросила классная. – Посиди, – она кивнула, уговаривая.

Мне стало жаль ее. В самом деле, и тридцати еще нет, живет одна… Дома мать с ума сходит. Как это мелко в сравнении со всем случившимся со мной, с нами, с Марго – то, чем придется завершать этот день…

– Который час?.. Вера… Ивановна…

– Двенадцать. Без двух. Дома знают?.. Хотя, что, собственно, они… Подожди, я оденусь, тебя провожу.

– Не выдумывайте. Тут два шага.

В прихожей я обернулся:

– А знаете…

Она стояла, опустив глаза, словно что-то вычисляя. Предупредительно подалась ко мне.

– Вы лучше всех.

– Что?.. Ну, иди, иди, – спохватилась она.

От светлой прихожей, оставшейся теперь за дверью, я опустил глаза в темноту подъезда, внизу у окна различив фигуру.

– Только не говори, что ты ходил к другу, – стараясь предупредить любые мои слова, поспешила сказать Марго. – Я знаю, кто здесь живет… Я хотела уйти, но что-то с ногами.