– Уфф, мне полегчало.

– И часто вы так? – сказал Родриго безучастно, думая о том, что он мог бы спокойно поставить и просадить очередные деньги, а потом целый день голодать и попробовать почувствовать ясность сознания, которую так часто обещали различные гуру, чьи книги он любил почитывать.

– Развод – самое неблагодарное дело. Подержи-ка, – сказал мужчина, отдавая Родриго гитару.

– Как можно играть сразу на двух? – удивленно спросил он. – Мне и на одной не удается.

– Ты такой не один, – хихикнул мужчина. – Но я родился таким, каков есть. Уже… ик!.. в детстве умел подбирать ноты под разные песни с радио, а в двадцать один стал номером первым среди концертирующих гитаристов. У меня была своя группа. Но я связался с женщиной, ах, черт, какой же красивой и молодой, почти школьницей…

Родриго вспомнил гладкое, как у младенца, лицо пожилой женщины, которая рассказывала ему про жизнь с Эскобаром и помотал головой: да что это, все соприкасается в жизни. И он тоже был связан с девушкой гораздо младше него, которая каким-то образом его бросила, хотя он не побоялся приехать и остаться в Мехико. А сейчас он никто, зачем-то желающий сочинять рекламные креативы людям, которые и так прекрасно знают, что им купить. Молодость, красоту и счастье.

– Мне посидеть здесь, с вами? – пробормотал он и послушал, как тот настраивает инструмент на слух, особо касаясь каждой струны умелыми пальцами с плохими ногтями.

– Да, – наконец сказал мужчина, – Останься.

Он задумчиво потер щетину и потом резко махнул по струнам приемом баррэ.

– А ну, суки, смолкли все тут! – заорал он, и игравшие татуированные мужчины действительно обратили на него внимание, причем ни один из них не ругнулся.

– Вы не расшалитесь только, – сказал один из входящих, юнец с пробивающимися усиками, – а то вас опять повяжут и в вытрезвитель.

– Нет, сволочи, я играть буду! – сказал мужчина и потребовал: – Дай мне стул.

Родриго быстро метнулся к стойке и схватил большой и неудобный барный, но мужчина, казалось, не замечал его.

– Что играть-то будем, опять стариковское? – спросил юнец и поморщился. Сзади за ним шла его компания. Казалось, все они знали гитариста.

– Скажите, – полюбопытствовал Родриго, – вы знаете синьора Морено? Я в его школе учусь.

– Морено? Этот старый негодник? Он ничего не понимает в преподавании, – сморщился мужчина, затягивая момент появления песни, и, казалось, все вокруг его поддерживали.

– Почему не понимает? – спросил Родриго, помогая ему не упасть со стула. Мужчины по-прежнему тихо играли между собой, немногочисленные посетители напивались, а Родриго очень хотелось уйти отсюда на воздух, только за ним бы пошли и его странные, невеселые думы о неоконченном Гегеле, никогда не деланных сделках и незабытой девушке.

– Он думает, что преподавать ноты достаточно – а потом, вместо того, чтобы показать, сам играет, – пояснил мужчина. В воздухе стало пахнуть настырным сигарным запахом, который не нравился Родриго. – Никогда не покажет путь руки, а я… а я.. прямо сейчас научу тебя играть Smoke On the Water. Смотри сюда…

– Ааа, батянский рок, – разочарованно протянул юнец. – Вот потому ты и не выступаешь.

Он уже расселся со своими тремя друзьями на столик, а один даже успел сбегать за каким-то дешевым джином.

– На-надо начинать с азов, – пробормотал мужчина. Его лицо побагровело. – Дай мне сюда свою руку.

Родриго протянул ее к мужчине, который своей большой потной рукой начал расставлять его пальцы и зажимать ими определенные струны гитары.

– Вот… А теперь ударь по ним, – сказал мужчина.

Родриго послушался, но из-за недостаточной степени прилегания пальцев левой руки звук вышел смазанным и некрасивым. Мужчина поморщился и произнес: