Вот так просто? Да, он просто псих, если поверил, что она станет соблюдать дурацкие условия.

Судя по тишине в доме, они одни и не в Улье, а у нее в руках нож. Возможно, это ее единственный шанс сбежать, и надо быть полной дурой, чтобы им не воспользоваться.

Злорадно ухмыльнувшись, Кая молниеносным движением приставляет заточенное лезвие к пульсирующей сонной артерии на крепкой шее батлера. Жестко надавливает, пуская кровь. На тошнотворно невозмутимом лице Бута не дергается ни одна мышца. В глазах ленивое любопытство, на губах спокойная полуулыбка. Сомнительно, что он не ожидал подобного поворота событий, но почему-то не остановил. Неужели думает, что у нее дрогнет рука, чтобы исполнить озвученную угрозу?

— Одно движение, и я воткну лезвие целиком, — без колебаний заверяет Каталея.

— Голос прорезался. Ну наконец-то, — иронично замечает Бут.

— Заткнись! — рявкает Кая, усиливая нажим. Из пореза тонкой струйкой сочится кровь, распространяя по комнате тошнотворный металлический запах.

— Не так легко убить безоружного человека, глядя ему в глаза. — Зрачки батлера угрожающе сужаются.

— Легко, — закусив губу, Кая уверенно кивает. — К тому же ты не человек.

— Правда? А кто же я, по-твоему? — в его голосе просачивается скепсис. Почему она медлит, черт возьми? Закончить одним ударом и валить отсюда, пока хозяева Улья не хватились обоих.

— Цербер. Тебя же так называют? Верный пес пчелиной королевы, — насмешливо бросает Кая.

— Ты так не думаешь, — он отрицательно качает головой и острое лезвие распарывает кожу сильнее, но его словно не трогает боль, не пугает потенциальная опасность. Непробиваемая глыба льда. — Хотела бы думать, но не можешь.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — озлобленно шипит Кая. — А мне абсолютно плевать, кто ты. Достаточно того, что ты стоишь между мной и свободой.

— Мы в горах, пчелка, — ухмыльнувшись, произносит Бут. — С одной стороны пропасть, с другой непроходимый лес и дикие звери. Бежать некуда. Ты умрешь, — спокойно озвучивает он имеющиеся у нее перспективы.

— Я научилась выживать среди диких зверей, — сжав челюсть, Кая крепче сжимает рукоятку, нервно сглатывая скопившуюся во рту слюну. — Ты — дерьмовый наставник, батлер.

— Ты много болтаешь, Кая. Больше действия, или я потеряю терпение, — равнодушно предупреждает Бут.

— А знаешь почему? — яростно продолжает она. — Ты ничему меня не научил. Все, что ты делал — это сбегал при малейшей возможности, бросая меня одну.

— Но тем не менее ты до сих пор жива и нож в твоей руке, а не в моей, — резонно замечает батлер.

— Это ты верно заметил. Нож в моей руке, и я его использую по назначению, а потом уйду отсюда и выживу…

— На зло врагам, — перебив, насмешливо продолжает за нее Бут.

Кая ожесточенно стискивает челюсти, собираясь с силами и … ничего. Онемевшие пальцы отказываются подчиняться, сердце колотится где-то в горле, по спине струится холодный пот. Невыносимо спокойные кристально-голубые глаза неотрывно сканируют застывшее от напряжения лицо, подмечая малейшие колебания и неуверенность.

Какого черта с ней происходит? Почему она не может просто взять и вонзить чертов нож в его глотку? Это же так просто. Один резкий удар, и все будет кончено. Необязательно смотреть, как он подыхает, истекая кровью, но ее подсознание заглядывает вперед, рисуя в воображении подробную картину его быстрой смерти. И это… невыносимое, мучительное зрелище, заставляющее её сердце сокращаться быстрее, а руки предательски дрожать. Что он сделал с ней? Как он это сделал? Когда?

— Хватит, Кая, — устало выдохнув, Бут властным движением обхватывает тонкое запястье и без усилий и сопротивления отводит в сторону.