– Под контролем? – воплю я, когда в гостиной разрывается залетевший снаряд.

Нас с Эйнаром по счастливой случайности осколками не задевает, но от фронтальной стены остаются только бетонные перекрытия. Всё остальное в труху. Черный дым стремительно расползается по дому. Я закрываю нос воротом свитера, но дышать всё равно тяжело.

– Танк не пропустят? А это что? – задыхаясь, хриплю я, показывая на приближающуюся к дому гусеничную громадину с угрожающе торчащей пушкой.

Свист, хлопок, разрывающий барабанные перепонки грохот, слепящее пламя – и буквально на моих глазах многотонную башню танка подбрасывает в воздух на несколько метров. Затем она исчезает из поля зрения, рухнув где‑то далеко от нас. Кажется, на этот раз пронесло.

– Я же говорил, – кричит мне в ухо Эй, рывком прижимая к себе.

Зарываюсь лицом в его плечо, жалобно всхлипываю, позволяя себе минуту слабости, которую беспардонно прерывает звук тяжелых шагов. Вскидываю голову, смутно различая в клубах дыма здоровенную фигуру генерала.

– Не ранены? – в своей привычной манере коротко спрашивает он, окинув нас быстрым взглядом.

– Нет, не задело. – Эй выпрямляется, протягивает мне ладонь.

Из‑за массивной спины Одинцова появляется еще один вояка в полном обмундировании. Обходит грозного генерала по стенке. Задача, к слову, не из простых. Одинцов своими плечами весь проем загородил, но парень каким‑то чудом протискивается, вручает нам по бронежилету, защитному шлему и зимней камуфляжной крутке.

– Одевайтесь. Быстро, – приказывает генерал. С тревогой смотрю на него, пока натягиваю жилет.

Солдатик тем временем помогает застегнуть шлем, надеть куртку. Потом отходит куда‑то ненадолго, возвращается, притащив мне настоящие военные ботинки. Размер в два раза больше моего, но я не жалуюсь. Не босой же бежать по снегу и горящим углям. В гостиной снова что‑то бахает, а затем еще и в спальне. Колени обдает холодом. Никак еще одна стена заминусовалась.

– Что там, генерал? – осмеливаюсь спросить, махнув рукой в сторону раскуроченной гостиной.

– Мебель горит, северный фасад снесло. – Он специально уходит от ответа. Понимает же, что не об этом спрашиваю.

– Мне не привыкать, и не в таких передрягах бывала, – натянуто улыбаюсь.

– Опытная и смелая? – грубовато бросает Одинцов. Растерянно моргаю. Он смеется, что ли, надо мной? – А стрелять умеешь?

– Умею, – оскорбленно киваю, протирая защитное стекло на шлеме.

– Тогда вот, держи. – Пихает мне в руки автомат. – Снайпером ко мне пойдешь.

Я испуганно смотрю на Эйнара. Он небрежно отмахивается. Типа не бери в голову. Снова перевожу взгляд на Одинцова. Глаза прищурены. Взгляд пронизывающий, острый. Выражение лица скрывает балаклава. Что у него на уме? Угадать невозможно.

– Шучу я. Это для самозащиты, – со смешком произносит он.

– Ух ты, а вы, оказывается, шутить умеете, генерал, – закинув ружье на плечо, хмыкаю я. – Это у вас нервное или всё не так плохо, как кажется?

– Всё по плану, – сурово отрезает Одинцов, разворачивается и жестом приказывает следовать за ним. – Уходим. Ни на шаг не отставать. Я иду – вы идете. Говорю: «Стоять» – стоите. «Лежать» – падаете на живот. Всё ясно?

– Да. А далеко идти? – напряженно спрашиваю я, с опаской выглядывая из‑за его плеча в черноту дверного проема. Про «бежать» он ничего не сказал. Спросить или не стоит?

– Нет, – звучит короткий ответ, который ничуть не успокаивает взбесившиеся нервы. – Не высовываться, не глазеть по сторонам, – ледяным тоном пресекает он, когда я случайно запинаюсь за порог и едва на падаю на него. – Если голова дорога.

Вжимаю свою драгоценную голову в плечи и послушно плетусь за генералом. Иду след в след. Эйнар за мной, а солдат, передавший нам обмундирование, замыкает цепочку.