Родители выживали, и я это понимала. В моей школе тоже было не до забав, все было жестко. Я была норовистой, поэтому часто нарывалась на проблемы. Я отказывалась занимать «свое» место тихой, покорной отличницы. Серой мышки, которую все остальные могут безнаказанно периодически «травить». Я всегда была одиночкой: мне было неинтересно подыгрывать одной или другой группировке в классе. Я жила не по правилам стаи. Не давала списывать. Видимо, это вызывало агрессию. Как-то после уроков меня ударил по лицу мой одноклассник, но это было не самым сложным школьным испытанием. Я готовилась к выпускным экзаменам исступленно, понимая, что скоро решится моя судьба. Я участвовала в забеге за «золото», но не имела ни малейшего представления, что на наш район было выделено ограниченное количество золотых медалей. Конечно, информацию старались не разглашать, но слухи тонкой струйкой как-то просочились и дошли сначала до учителей, а потом и до школьников. Все понимали, что кому-то придется распрощаться со своим счастливым билетом в будущее. Медалистов буквально столкнули лбами.

В нашем классе была еще одна претендентка на медаль – Юля: прилежная, скромная, гуманитарий. Таких любили «советские» учителя, включая нашу классную руководительницу. Она преподавала литературу и метила в районный отдел образования. Мама еще одной моей одноклассницы, Оли, как раз там работала и попросила нашу классную об одолжении: «Подтяните мою дочь до серебра, а я замолвлю за вас словечко». На том этапе жизни учителя чувствовали себя некими вершителями судеб – всесильными, неумолимыми и непреклонными по отношению к неугодным. Мне было тревожно. Классная вела со мной холодную войну, потому что я не вписывалась в ее представления о медалистке. Она дождалась своего часа. Настал день сдачи экзамена по литературе.

Наверное, у каждого в жизни был экзамен, к которому он оказался не готов. Тема сочинения показалась сложной даже учителям. Я была в смятении. В классе сидел областной проверяющий, который хотел знать, кто претендует на золотую медаль. Классная указала на меня, а сама, взяв под руки Юлю и Олю, отправилась в другой класс, предназначавшийся для изложений.

Я поняла, как меня подставили. Была дана установка, что медалистки не пишут изложение. Медалисток это недостойно. Про опцию мы знали, но она как будто была недоступна. Но оказалось, не для всех! Я была совершенно убита. Сидела в оцепенении больше часа и не могла справиться со стрессом. Я кое-как закончила работу, но понимала: моя нетленка не тянет на золотую медаль. Десять лет труда и одна работа, которая решает твою участь, – мне не казалось это справедливым. Но винить кого-то, кроме себя, не имело смысла. Все, что я могла, – это прийти домой и разрыдаться на плече у мамы.

Она молниеносно переоделась и, закрывая за собой дверь, бросила: «Я в школу! Посиди дома». Когда она вернулась через несколько часов, то показалась мне похожей на раненую волчицу, пришедшую после неудачной охоты к своим отпрыскам.

– Лиза, – спокойно произнесла она, – я видела твою работу. У тебя не будет золотой медали.

Смысл ее слов не сразу дошел до меня. Потом мне показалось, что я неправильно расслышала. Что это какая-то ошибка.

– Что значит не будет? Неужели ничего нельзя сделать? – словно повторяя свой смертный приговор, прошептала я.

– Будет серебро, нужно только, чтобы результат подтвердила область. Я поговорила с ними со всеми, и они хотели даже поставить тебе тройку.

Мама увидела, как я задрожала, и быстро продолжила:

– Я знаю, что у Юли и Оли одна работа, просто работу последней не отправят в область.