Бахрей стоял молча, прикрыв глаза, чем только сильнее бесил чародея.

Наконец, когда Ник выдохся и замолчал, чтобы перевести дух, Надзиратель вытащил из внутреннего кармана пиджака блокнот и черное перо. В полумраке записная книжка могла показаться самой обыкновенной, но чародей знал, что это древний документ с пергаментными страницами в металлической обложке.

– Ты можешь исходить желчью сколько угодно, я то знаю правду, – глубокий голос Джозефа своей непоколебимой уверенностью сокрушал. – Я просто хотел предупредить, что меня не провести. И в следующий раз, когда тебе захочется кого-нибудь укокошить, миллион раз подумай, потому что я, несомненно, докопаюсь до правды. А еще, – он раскрыл блокнот и принял церемонный тон. – Доминик Фалимент Джасвиндер Фельсенбург я ставлю Вас в известность, что ваше годичное досье нарушений пополняется еще одним минусом, за несданный вовремя ежемесячный отчет о поведении. И того, у вас три минуса. Помните, что десять мелких нарушений приведет к тому, что вы потеряете свое право на помилование и подвергнитесь наказанию в назначенном прошлым судом объеме. В вашем случае – смертной казни, – Бахрей сделал росчерк пером, и тьма на секунду озарилась вспышкой света.

Джозеф поднял глаза на собеседника:

– А теперь мне внести еще один минус за оскорбления сотрудника Магического Конвента при исполнении?

На губах Бахрея проступила насмешливая улыбка, а глаза загорелись ярче. Беззаветная преданность делу не мешала ему, время от времени, пытаться вывести Ника на эмоции и впаять дополнительный минус. Плюс к тому, Джозеф был из той мерзкой породы людей, облеченных властью, которые любили, чтобы перед ними заискивали. Худшее комбо. Но Ник скорее отгрыз бы себе язык, поэтому только махнул рукой:

– Валяй.

Он в деланном безразличии отвернулся в сторону, краем глаза следя за руками Джозефа. Надзиратель еще пару секунд посверлил блокнот недовольным взглядом, потом нахмурился и захлопнул его.

– Ладно, я и без этого минуса добьюсь для тебя эшафота, – пообещал Джозеф, зловеще сверкнув черными глазами напоследок.

Он сунул за пазуху тетрадь и перо. В душе чародея разлилось облечение. Ник пару секунд смотрел ему в след, но не вытерпел:

– А какие есть доказательства против меня по делу Кольцовой?

Бахрей обернулся на полушаге, его белые зубы дугой светились в темноте, в то время как лицо уже растворилось во мраке.

– Прямо так я тебе и сказал, – усмехнулся он, но чародей своим обостренным чутьем услышал, как в его голосе звенькнула неуверенность.

По крайней мере хотелось в это верить.

Надзиратель сделал еще пару шагов, гулко раздавшихся по улице, прежде чем его поглотила чернота.

Ник еще постоял так немного, а потом резко развернулся и заковылял к большой улице. Сердце бухало с ровными промежутками, отдаваясь в голове, ноги онемели. Чародей взглянул на свои руки и увидел, что пальцы нервно подрагивают. Сунув их в карманы, Ник зашагал домой. Волнение и страх накатили почти тут же, стоило адреналину после встречи немного улечься. Как бы чародей не относился к Джозефу, тот был мастером своего дела. И если в его дурную голову взбрело, что это Ник убил Нателлу, то он приложит все усилия, чтобы Магикулум в это поверил. А они поверят, потому что на дух не переносят зарвавшегося Фельсенбурга. И им не важны станут правда и доказательства – было бы желание и цель. Краски над головой чародея сгущались быстро и неумолимо. Чертыхаясь и сквернословя себе под нос, Ник пошел отправлять чертов отчет.

Ник влетел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Гонимый раздражением, он только скинул ботинки и, даже не снимая плаща, подошел к зеркалу в гостиной, сорвал с него цветное покрывало. Амальгамный овал в старинной серебряной оправе отразило темную гостиную. Чародей нетерпеливо постучал по его поверхности костяшкой пальца и позвал: