– Золото, серебро и жемчуг? – повторила она, зачарованная его прикосновением, его словами. – А знаете, мне очень нравится ваше королевство.

Он запустил пальцы ей в волосы и притянул ближе, так близко, что она почувствовала шепот его дыхания. Потом обхватил ладонью ее затылок, удерживая голову.

– Вы всего этого заслуживаете, – произнес он.

Легкомысленность исчезла, он смотрел и говорил очень серьезно. – Ваша жизнь должна быть иной, не соутворковской.

У Анны защипало в глазах, она побоялась, что сейчас расплачется. Но она не могла – не здесь, не с ним! Она и так чувствовала себя слишком открывшейся и уязвимой. Хотелось отвернуться, но он ей не позволил. Он держал ее не больно, но крепко.

– Вы ничего не знаете о моей жизни, – произнесла она.

– Я – поэт, Анна, – ответил он. – Мой удел все подмечать, даже то, что я предпочел бы не видеть. А я вижу, вы печальны…

– Я не печальна!

Она не станет печалиться, пока это зависит от нее. Печаль, гнев, любовь – чувства приносят только неприятности. Она предпочитала покой.

– Печальны, прекрасная Анна. – Он притянул ее к себе так близко, что они легонько соприкоснулись лбами. Она закрыла глаза, но он все равно был рядом – и очень близко. – Я вижу, и это меня печалит. Мы оба слишком многое видим, слишком многое чувствуем. Просто не хотим этого признавать.

Нет, ничего подобного! Она не хочет этого знать, слышать. Она снова сделала попытку вывернуться, но Роб внезапно наклонил голову и поцеловал чувствительное местечко чуть ниже уха. Она ощутила легкое прикосновение его языка.

Анну захлестнула горячая, обжигающая волна. Она ахнула и вцепилась в его дублет, сминая дорогой бархат в отчаянной попытке удержаться на ногах.

Она сдалась под натиском головокружительного водоворота желания, закрыв глаза и откинув голову. Жаркий открытый рот медленно скользил по шее, легонько прикусывая кожу в районе плеча.

– Роберт! – вырвалось у нее, и его руки сомкнулись у нее на талии.

Он посадил ее себе на колени, и их губы встретились. Она ощутила грубый, настойчивый натиск его рта.

Никогда еще Анна не чувствовала такой странной слабости. Внутри поднималось что-то глубинное, древнее, подчиненное инстинктам. Оно вытесняло все вокруг, и теперь она видела и чувствовала только Роба. Только его поцелуй.

Она ощутила давление его языка и раскрыла губы. Он принес с собой вкус вина, и мяты, и еще чего-то темного и глубинного, чего она так сильно хотела. Словно пытаясь его удержать, Анна обняла Роба за шею и почувствовала грубоватый шелк его волнистых волос.

Их языки встретились, и Роб глухо застонал. От этого горлового звука ее желание многократно усилилось, она просто обезумела. Он был поразительно живым, самым живым из всех, кого она когда-либо знала, и ей отчаянно захотелось испить его жизненной силы. На какое-то мгновение он дал и ей почувствовать себя живой – освободившейся от своего спокойного, застывшего существования, но ее испугали собственные чувства. Она буквально утонула в нем.

Анна напряженно застыла, и Роб, казалось, уловил ее внезапный страх. Он оторвался от ее губ, и в этот момент облака сдуло ветром. Серебро лунного света осветило его лицо, отбросив угловатые тени. На секунду он оказался перед ней как на ладони, и она увидела в его глазах ужас, словно он только что осознал, что делает. Кого целует.

На нее обрушился ледяной холод, страсть превратилась в холодный пепел.

Что она наделала? Как он мог сказать, что знает ее, когда она даже сама себя не понимает?

Она оттолкнула Роба и поднялась с его коленей, чувствуя, как по телу скользят его руки. Без его объятий Анна сразу же задрожала, понимая, что должна бежать от него.