Муслим Мурдалов Укрепление Грозное – город Воинской Славы Грозный. 1818–2020 читать онлайн страница 29

Даже весело, когда после таких трудов возвращаешься домой: бедная квартирка с разбитыми стеклами, не затворяющеюся дверью и скрипучим неровным полом, рисуется чуть ли дворцом. Чем ближе к дому, тем все приходит в более или менее веселое расположение духа, рассказывают очень забавные вещи, – и, смотря на эту массу вооруженных людей, нельзя как-то представить себе, что они, час тому назад, были лицом к лицу с неприятелем, стояли под его меткими выстрелами, рисковали каждый сложить свою голову или остаться без руки… Только стоны раненых, едущих в длинных транспортирных повозках, да переваленные поперек лошадей тела убитых казаков, у которых как-то весьма неприятно болтаются отвисшие руки, напоминают настоящее значение этой массы людей, умеющих с таким необыкновенным равнодушием смотреть в глаза смерти…

Смерклось. Лошади двигались медленным, убаюкивающим шагом. Сначала я только дремал, после стал засыпать, просыпаясь чрез каждые 5—6 шагов, и под конец совсем заснул, придерживаясь обеими руками за луку…

Меня разбудил громкий оклик часового – у ворот крепости.

Кавказская легенда

ГАЗЕТА «КАВКАЗ» №26, 1852 Г.

В Чечне, у Сунженской станицы,
В мирном ауле, в зимний день,
Стеклись Чеченские девицы,
И парии юные под сень
Холодно-дымной, но не скучной,
Убогой сакли. Жадно все
Внимали песни сладкозвучной
Иль-аллы славного. В красе
Еще цветущих лет, меж ними,
Иль-алла песнями своими
Давно прославился; – теперь
Уж он состарился; но дверь
Во всякой сакле открывала
Ему свободный вход и пищу, и приют,
И все, чем лишь в Чечне живут,
Имел по всюду бедный алла.
И вот все слушают его:
Младые парни, девы юны
В кружок усевшись. Своего
Мирцъ-пандера настроив струны,
Он вдруг прокашлялся, вздохнул,
И песню громко затянул.
Он пел про русского героя —
Грозу Чеченцев немирных —
Всегда бесстрашного средь боя,
Всегда опасного для них.
Он пел о том, как благородно
Он с побежденным поступал,
Как всюду действуя свободно,
Сердца невольно привлекал.
Как он отечески лелеял
Своих отважных удальцов,
Станицы Сунженской сынов,
И сколько доброго посеял
В сердцах любимых казаков.
Он пел его благодеянья,
В домашней Сунженской тиши,
Его все славные деянья
И правоту его души.
Он о Слепцове пел! И жадно
Чеченцы слушали его,
И восхищались песнью складной
Певца любимца своего.
Но вдруг послышался им топот,
И кто-то скачет на коне,
В своей воинственной броне,
К их дымной сакле. Общий шепот
Притих, умолк – и в сакле той
Явился вестник молодой.
Был беден лик его и слова
Пришелец вымолвить не мог;
Он переселился, и вздох,
Из груди вырвавшийся, снова
Душе свободу дал – и вот
Свою он весть передает:
Про смерть бесстрашного Слепцова,
Со славой павшего в бою,
За честь, за родину свою!»
Тут, вестник вдруг остановился.
Иль-алла вздрогнул и в тоске
Весь побледнел и прослезился… —
Мирц-пандер, брошенный к стене,
Со стоном жалобным разбился.
П. Вейль.
11-го февраля 1852 г. Крепость Грозная.

«Воспоминания кавказского офицера»

Газета «Кавказ» №17, 27 февраля 1854 года.

I. Набег. Солнце зашло в вечер Рождественского сочельника 1833 г. Кто-же не думает о тебе с чувством любви, святой вечер Христа, праздник любви и благодарности, торжество соединения всех сердец в одном общем чувстве любви ко всеобщему Отцу, в общем вознесении к спасителю! В этот вечер все, связанные между собою земными узами, ближе еще прижимают друг друга к груди, и никто из ближних не забывается, отсутствующим посылается дружеское воспоминание, а дорогие сердцу, давно уже умершие, как бы нисходят снова в этот мир и присоединяются к своим, около лучезарно-блестящей елки, воспоминание о которой преследует нас сквозь миры и столетия… Прекрасный праздник! Но прекрасный только там, где люди мирные, беспечные, живут и любят по-человечески. На диком, кровавом Кавказе этот Христов вечер в 1833 году праздновался иначе.