- Я бы не советовал вам перевозить его, - вкрадчивый мужской голос с сочувствующими нотками вырывает меня из блаженного небытия. - Может стать хуже...
- Куда уж хуже? - рубит Антон. - Вы сказали, что для проведения дальнейших операций, у вас нет спецоборудования.
- У нас, действительно, нет соответствующей аппаратуры, да и специалистов нет такого уровня, чтобы...
- Я нашел тех, кто возьмется за него...
17. 17 глава.
Антон
Не объяснить, что творилось в моей голове, когда я ехал на взятой в прокат машине домой! Как такое, вообще, могло случиться? Как? За столько лет в боксе никогда не видел настолько серьезных увечий! Да, порой бойцов уносили с ринга без сознания, но чтобы так - полная неподвижность... Паралич! Шансов практически никаких на восстановление! Пацану двадцать лет!
Мы с Вероникой обзвонили все клиники, специализирующиеся на подобных травмах, в России, но никто, услышав диагноз, не согласился даже осмотреть Захара и хотя бы попробовать что-то сделать. Потом Вероника позвонила своему отцу - завкафедрой кардиологии в медуниверситете. И уже он нашел какого-то профессора в Мюнхене, который согласился принять Захара, понятное дело, не давая никаких гарантий.
Естественно, нужны были немалые деньги. Естественно, их у меня не было. "Восток" приносил некоторый доход - призовые фонды в соревнованиях, где принимали участие мои бойцы, пожертвования спонсоров и плата родителей (бесплатно я занимался только с сиротами). Но этих денег едва-едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Их хватало лишь на работу "Востока", за зарплату нескольким сотрудникам, но не более!
Я видел единственный выход в том, чтобы продать квартиру в Москве. Больше просто было нечего - ведь, если продать дом, то спортивная школа лишится тренировочной базы. И не то, чтобы мне так уж было жаль её, квартиру эту... Просто как-то опускались руки, просто чувствовал свою вину - рядом стоял, не успел, не среагировал, не ожидал подобного стечения обстоятельств! Расслабился, заранее обрадовался победе Дикого! Да и ещё... видел же подлость Иваницкого, мог бы предположить, что и боец у него недалеко ушел от своего учителя. Не предположил, не догадался, а значит, виновен...
И ещё одна мысль непрерывным зудом раздражала сознание - если бы согласился сдать бой, ничего бы с Захаром не случилось - пара синяков и растоптанная честь... Эта мысль не столько расстраивала, сколько злила - ничего не смог, везде просчитался, во всем оказался неправ...
Приехал домой поздно ночью. Уже на крыльце меня застал звонок Вероники. У девчонки сдали нервы, и она, ожидаемо, позвонила мне.
- Что, Вероника? - постарался быть с ней максимально ласковым - нужно было, чтобы не сбежала хотя бы в ближайшие дни, пока меня не будет, чтобы не оставила Захара одного.
- Снова в себя пришёл, - она рыдала в трубку. - Кричит, чтобы убили его! Требует эвтаназию! У него сосуды в глазах полопались от крика! Его колят седативные, но он не реагирует совершенно! Меня гонит! Матами орет на всю больницу! Я не зна-а-ю, что делать!
- Вероника, два дня! Дай мне два дня, слышишь? Я вернусь и найду ему сиделку! Ты же знаешь, что деньги нужны срочно! Мне квартиру продать нужно.
- Анто-он! Что мне ему сказать? Как его успокоить? Он такое на меня говорит! Он меня обзывает! Я боюсь его!
- Вероника, он ничего не может сейчас. Ты ж врач, ты ж понимаешь... Грудной ребенок не так беспомощен, как Захар. Потерпи пару дней всего лишь...
И истерика вдруг прекратилась, словно и не было её, по всей видимости, Вероника, выплеснув на меня свои переживания, сумела взять себя в руки. Отпирая входную дверь своим ключом - боялся разбудить ребенка, поэтому не стал звонить - я хотел добавить ещё что-то, но она сама завершила разговор: