Приглашение на ужин в дом на Конногвардейском бульваре было для Германа подарком судьбы. Он желал этого, но и боялся. А вдруг Петра Андреевича нет дома? Вдруг он забыл о своем приглашении? Вдруг дворецкий с позором выставит его за дверь, а то и, чего доброго, с лестницы спустит? А вдруг старый князь решил повременить с отъездом? Ведь у Петра Андреевича даже не было домашнего адреса Германа, чтобы предупредить (Герман стеснялся признаться, что живет в самом конце Садовой).

Примерно такие мысли занимали губернского секретаря, когда он ехал в нанятой на последние деньги коляске, чтобы не промокнуть под проливным дождем.

Без четверти шесть Герман Шульц постучал в дверь особняка Суздальских. Ему открыл мрачный дворецкий, вышедший из Екатерининской эпохи. Он смерил молодого человека оценивающим взглядом и высокомерно осведомился:

– Чего надо?

– Я пришел в гости по приглашению князя Петра Андреевича, – ответил Герман сконфуженно. Он, хоть и привык к презрительному отношению, слегка опешил перед неприкрытой грубостью дворецкого.

– По приглашению? – недоверчиво спросил дворецкий. – Кто таков?

– Губернский секретарь Герман Модестович Шульц, – отрекомендовался молодой человек.

– Ну пойдем, губернский секретарь, – сказал напыщенный дворецкий и препроводил Германа в приемную.

Там дежурил молодцеватый лакей, который с удивлением воззрился на гостя.

– Лука, – сказал ему дворецкий, – тут вот к его сиятельству Петру Андреевичу пожаловал… губернский секретарь, – он презрительно махнул в сторону Германа, – с ним посиди, пока я доложу.

Самодовольный дворецкий удалился, оставив Шульца в обществе недружелюбно настроенного лакея. Герман огляделся. Он сидел на бархатном диване в богато обставленной комнате с многочисленными бронзовыми канделябрами, изображавшими греческих воинов. А свечи, горевшие в этой передней, – Герман никогда не видел таких дорогих свечей: никакого потрескивания, никакого запаха. На стене висело полотно известного голландского художника, на котором изображен был Гектор, собирающийся на битву с Ахиллом. Теперь, только теперь Герман увидел, что такое княжеский особняк изнутри.

Прошло минуты три, дворецкий вернулся.

– Пожалуйте, ваше благородие, – учтиво произнес он и вежливо препроводил Германа в кабинет Петра Андреевича.

– Дружище! – воскликнул князь, когда Шульц вошел. – Рад тебя видеть, проходи!

Герман прошел. Он был в просторной комнате, обставленной старинной мебелью. Присмотревшись повнимательнее, Герман разглядел в ней мебель старую, давно вышедшую из моды и отслужившую свой век, но тем не менее сделанную на славу и еще вполне пригодную для использования. На стене висело выцветшее полотно, с которого строго взирал седой Бог, окруженный великими былых эпох и поколений. На противоположной стене висела картина – авторская копия полотна «Охота на медведей». Стол был дубовый, монументальный, ему было лет сто по крайней мере. Перед ним – два кресла, обтянутые кожей, друг против друга. А за столом стоял неимоверного размера гигантский стул с высокой спинкой.

Петр Андреевич сел в одно из кресел и сделал жест рукой, предлагая Герману сесть против. Когда тот опустился в кресло, князь сказал:

– Прости меня, я не мог тебе написать.

– Что-то случилось? – взволнованно спросил Герман.

– Да, случилось, – ответил князь. – Отец сегодня велел пригласить в гости человека. Он… это приватный разговор.

– Так, значит, лучше мне уехать.

– Герман, дружище, прости, но я…

– Не надо, – сказал Герман, – я понимаю: у господ свои дела.

Сказав это, Шульц поклонился и направился к выходу.