Идти пришлось не быстро, а точнее раз в пять медленнее, чем добирался до ущелья. Пришёл он к становцам уже только к вечеру, к слову остальные парни вернулись ещё вчера сутра, повесив клыки обыкновенных волков на шеи.

То, что мальчишка, проживший лишь десять зим победил саблезуба (это ещё Угрюм смолчал, что тот был потомком крови первых тигров, что значило – королевский), было невероятно, никто до сих пор о таком даже не слышал. Сам мальчуган, сослался на невероятное везение и не более. Только Годовит всё понимал, заметив выпирающую слегка из шкуры тигра на плечах Угрюма, рукоять.

Так что из дома уходили мужчина с мальчиком, а возвращалось уже двое мужчин. По дороге Угрюм подробно рассказал отцу свою встречу с саблезубом, Годовит уточнял подробности, хмурился, комментировал, а в конце признался, что гордится своим сыном! Единственное, о чём умолчал Угрюм, это о видении в котором ему явился родной отец.

Они шли домой, вокруг шумело молодой листвой зелёное море леса, о том, что восемнадцать годин назад здесь была уничтожительная война почти ничего не напоминало. Под ногами то тут, то там бежали задорные ручьи, в зарослях бродила разномастная дичь, пели удивительные песни не менее удивительные птицы, по небу спокойно и величаво двигались белые облака-горы, но на виднокрае, где-то далеко – далеко вновь сгущалась тьма грозных тучь, сверкали всполохи молний. Ощущение неотвратимой беды преследовало Годовита в последнее время и как бы он это не скрывал, передавалось это чувство и Угрюму.

Каан.

Лето 5362 от великой стужи.

По широкой, вымощенной булыжниками дороге, ведущей к северным вратам града именуемого Тара, неспешно и гордо шёл молодой мужчина, на вид разменявший примерно тридцатое, тридцать пятое лето (на деле его возраст переводил за пять десятков зим). Высокого роста (на три головы выше среднего мужчины), шириной под стать, обнажен по пояс, мышцы, как корни векового дуба, кожа выжженная жарким солнцем и обветренная ледяными метелями. На ногах одеты грубые кожаные штаны и высокие сапоги с мехом наружу. За спиной на привязи находился исполинский двусторонний обоюдоострый топор на длинном древке – лабрис. Волосы тёмно-русые, отливающие медью, были перехвачены на лбу широкой стальной полосой, на лице густая рыжая коротко стриженная борода. В карих глазах, с зелёными всполохами, любому виделась лишь ненависть и жажда битвы. По всему телу красовались завитые тату символы, разной формы, цвета, давности нанесения, даже на лбу, из под обруча можно было рассмотреть рисунок ни то звезды, ни то шара с иглами.

За спиной мужчины молча двигалась сотня титанических воинов, каждый ростом как и их предводитель, в непроницаемо – черных доспехах, с рогатыми шлемами на головах, на поясе у каждого чёрные ножны с мечом, в руках каждый сжимал чёрное древко копья. Если бы кто-то рискнул подойти ближе к этой сотне, то увидел бы, что на них вовсе не доспехи одеты, это была их кожа, крепостью не уступающая ни каленому железу, ни заговоренному камню. По этой коже-броне проходило множество тончайших красных линий и чем жарче вокруг становилось тем эти нити становились шире и излучали странную паническую энергию животного страха. На голове не было шлемов, а небольшие рога, напоминающие рога быка, росли из головы, в запавших глазницах у каждого горело пламя..

Сотня остановилась перед вратами на расстоянии чуть меньшим, чем перелёт стрелы. Обнажённый до пояса предводитель продолжил движение к вратам, на стене, по краям оных, собралось уже около такой же сотни охраны. Среди стражи, показался их предводитель воевода Маул бесстрашный.