Если понятийное разнообразие в доктрине ставит вопрос о способности науки на сегодняшний день достоверно указать направления совершенствования нормативного понятия геноцида, то наличие нескольких правовых актов, содержащих различные понятия геноцида, обнаруживает проблему их одновременного действия и применения. В рамках данной работы представляет интерес вопрос о значении международно-правовых понятий геноцида для правовой системы России.

Как уже было отмечено, впервые понятие геноцида получило нормативное закрепление в Конвенции 1948 года. В последующем термин «геноцид» появился и в других правовых актах. Так, юрисдикция Международных трибуналов по Руанде (далее – МТР) и по бывшей Югославии (далее – МТБЮ) распространялась, в частности, и на геноцид. Определения этого преступления в ст. 2 Устава МТР78 и ст. 4 Устава МТБЮ79 дословно повторяли понятие, закрепленное в Конвенции 1948 года. Понимание геноцида раскрывается в решениях этих международных судебных органов. Стоит отметить, что практика данных трибуналов не однородна: отношение к одним и тем же вопросам отличается в разных решениях, а толкование самого понятия геноцида зачастую носит ограничительный или распространительный характер, отличающийся от сущности этого преступления, заложенной в Конвенции 1948 года. В науке существует позиция, согласно которой «российский правоприменитель при квалификации геноцида обязан следовать решениям международных трибуналов adhoc»80. Однако у подобной точки зрения отсутствует нормативное обоснование. Решения МТР и МТБЮ не имеют обязательного характера для нашей страны. Однако они представляют научный интерес. Ввиду отсутствия российской практики применения ст. 357 УК РФ в рамках данного исследования при анализе состава преступления мы вынуждены использовать толкование международно-правовой нормы трибуналами adhoc, так как содержательно эти нормы во многом схожи. В актах МТР и МТБЮ мы обнаруживаем варианты решения проблем (пусть и не всегда удачные), которые потенциально могут возникнуть в практике рассмотрения дел о геноциде в российских судах. Как следствие, нам открываются пути для совершенствования норм об ответственности за геноцид, позволяющие избежать этих предполагаемых проблем.

С середины XX века ведется работа по созданию международного Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Первый проект такого акта был подготовлен в 1954 году81. В п. 10 ст. 2 документа перечислялись действия, образующие геноцид, согласно Конвенции 1948 года. Аналогичное содержание имел и проект кодекса 1982 года82. Существовали и другие проекты. Все они неизменно включали в свое содержание преступление геноцида. Однако поскольку ни один из этих проектов так и не был принят, данные документы не имеют нормативного характера и, следовательно, для российского национального права практического значения не имеют.

В соответствии со ст. V Конвенции 1948 года нормы, предусматривающие уголовную ответственность за геноцид, начали появляться в национальных законодательных актах различных стран. Необходимость выполнения обязательства по приведению своего законодательства в соответствие с положениями Конвенции 1948 года, закрепленного в ст. V этого акта, относится к формальным основаниям криминализации геноцида в отечественном УК. Так понятие этого преступления нашло закрепление в российском законодательстве. В Уголовном кодексе Российской Федерации ст. 357, предусматривающая ответственность за геноцид, существует с 1996 года. Поскольку понятие геноцида в ст. 357 УК РФ также прямо происходит от определения этого преступления, данного в Конвенции 1948 года (в силу исполнения положений ст. V этого международного акта), их содержания во многом повторяют друг друга.