, съел на ходу горстку сухарей из подвешенного к потолку мешочка, запил их водой из ручья и полез на крышу. Распилив проклятую ветку и сбросив её наземь, оценил масштабы ущерба. «Ничего не попишешь, – подумал егерь, – крышу надо перестилать», – и засобирался обратно в город.

Два рулона рубероида тащить на себе – это не мёд ложкой есть, тут помощь нужна, решил Саня и заехал на пути из города к Славке-леснику за подмогой. А на кордоне – никого. Почти никого! Славка только вчера вечером рванул домой родных повидать, а на базе только Яшка – местный бич. Зимой ему набили морду лица и выпнули из автобуса посреди дороги, недалеко от деревни, за пьяный дебош, когда он возвращался из мест не столь отдалённых в неизвестно куда, – нигде и никто его не ждал. Поморозив сопли на бескрайних просторах, герой протрезвел, успокоился и случайно набрёл на тропинку, ведущую от дороги к избе лесников. Славка тогда очень удивился, но впустил, когда Яша с артистичностью актёра МХАТа и других академических подмостков попросил воды попить, потому что так есть охота, что переночевать негде. С тех пор бывший уголовник жил на базе, пилил и рубил дрова, исправно топил избу и баню, за что был всегда накормлен и даже снабжён поношенной одеждой. Однажды, остограммившись, он попытался рассказать Славке о своих прошлых подвигах, за что был выселен в дальнюю комнату с китайским предупреждением. Ну, не задалось у человека общение…

Саня помешкал, но время дорого, неохотно попросил Якова помочь дотащить рубероид до зимовья. Тот согласился за обед и чекушку в конце пути. Саня уж думал отказаться, но это ж ещё один день терять… Пока шли лесом и преодолевали броды, Яшка помалкивал, а как вышли на тундру, приободрился и, найдя свежие уши, начал выкладывать свои геройские заслуги прошлой жизни. Саня шёл молча и скрежетал зубами: мало того, что его помощник, с его же слов, был упырём со стажем, так теперь он будет знать, где находится зимовье, – и это очень настораживало опытного егеря. А Яшу понесло, как лыжника по насту: видя, что ему не перечат, пошёл вразнос и сыпал, где он, кого, и что, и как, – со всеми рвотными подробностями. От кажущихся ему подвигов грудь пошла колесом, рассказ свой всё больше стал украшать тюремным жаргоном, и даже походку пытался изменить, но спотыкался.



На краю тундры, у первых чахлых берёзок, посреди увлекательного Яшкиного рассказа об очередном тюремном подвиге, а иных в его жизни не было, у него из-под ног порскнул[4] заяц, как всегда неожиданно, испугав героя. Саня вскинул дробовик, провернув его на лямке через плечо, как в ковбойских боевиках, и в ту же секунду прозвучал выстрел. Яша встал, открыв рот. Саня устало скинул рюкзак с рубероидом, открыв мокрую от пота энцефалитку[5] на спине, подобрал зайца. Порывшись в кармашке рюкзака, нашёл верёвочку, накинул петельку на заднюю лапку зайцу, подвесил его на ветку берёзы на уровне глаз. А дальше произошло то, что Яшка увидеть не ожидал: выверенными движениями этот невзрачный егерь быстро сделал надрезы и несколькими уверенными движениями стащил шкурку с беляка, быстрее, чем Яшка сапог с ноги. Дальше – хуже: незаметное движение опытной руки, и сизо-зелёные кишки вывалились на траву, хрустнули косточки, и счастливый Байкал захрустел долгожданной заячьей головой – ну, не тащить же лишнюю тяжесть на себе, и рубероида достаточно. Такого за всю свою беспутную и никчемную жизнь Яшка не видал. Особенно поразили его и вогнали в ступор эти привычные, словно отрепетированные движения, будто ежедневные, как хлебушек порезать. А ещё стояла тишина, как во время спектакля, даже Байкал сидел и молча ждал, переминаясь с руки на руку. Вытирая пучком травы окровавленный нож, Саня подошёл к Яшке и, улыбаясь во всю ширину своей интеллигентной бородки, ласково, по-отечески произнёс: