Я поморгал, перевел взгляд на одно из окон третьего этажа и улыбкой поприветствовал тусклый оранжевый огонек, едва различимый за стеклом при свете дня. С улицы мне не был понятен источник этого света, как и его форма. Но теплое мерцание манило, увлекало, и мне нравилось думать о нем, как о своеобразном маяке. Я приходил сюда день ото дня, стоял, прислонившись к холодной каменной стене дома напротив пятиэтажки и смотрел на него, пока мне не начинало казаться, что в целом мире нас лишь двое – я и этот теплый, дарующий надежду светоч.

Идея маяка так увлекла меня, что с тех пор, как я заметил его с месяц назад, он стал неотъемлемой частью путешествий по мирам моих снов. Наших с Джилл путешествий.

Я посмотрел на часы. Время еще даже не добралось до обеда. Я опять почувствовал, как узел затягивается у меня внутри. Увижу ли я ее сегодня? До ночи ждать слишком долго.

Я кинул прощальный взор на свой маяк и зашагал дальше, поежившись от захватившего меня в свое течение ветра.

…

Джилл идет по песчаному берегу, прямо по кромке воды, раскинув руки и покачиваясь, будто пытаясь балансировать на невидимой мне тонкой нити. Она поднимает голову, чтобы встретиться со мной глазами, улыбается, но тут же прячет улыбку, растерявшись от моего пристального, хмурого взгляда.

– О чем ты думаешь? – спрашивает она.

Я силюсь непринужденно улыбнуться:

– О том, что дни становятся все длиннее.

Джилл понимающе кивает и спрыгивает со своей невидимой дорожки.

– Весь день я мысленно возвращаюсь к своим снам, – она заходит в воду, не обращая внимания на намокший подол белого льняного платья, и смотрит вниз, на разбивающиеся о ее ноги волны, – и считаю минуты до момента, когда снова смогу уснуть.

Теперь уже я киваю, соглашаясь.

– Так странно. Я понимаю, что должна ценить каждый день своей жизни. Но вместо этого тороплюсь прожить его скорее, лишь бы опять с головой окунуться в мир грез.

Я слышу разочарование в ее словах, и вполне ожидаемо сразу обнаруживаю то же чувство внутри себя.

Сделав пару шагов, я подхожу к ней, и вода расступается, а еще через мгновение закручивается в быстрый водоворот, окружая нас.

– Куда отправимся сегодня? – спрашивает Джилл. Маленький оранжевый светлячок игриво прыгает над нашими головами. Я пожимаю плечами:

– Учитывая сегодняшнюю дату, это очевидно.

В ее глазах вспыхивает озорной огонек. Она щурится, улыбаясь. Затем хлопает в ладоши и поворачивается ко мне:

– Идем?

Я беру ее за руку, закрываю глаза и шагаю вперед.

Океан вокруг нас исчезает в мгновение ока, и вот уже мы стоим посреди оживленной площади. Чучела и паутины, скелеты и привидения, тыквенные головы с безобразными улыбками, уже знакомые мне с утреннего маршрута, гротескно кружатся вокруг нас. Джилл закрывает глаза, глубоко вдыхая, и я чувствую, как воздух наполняет запах пряностей и тыквенного пирога.

– Мальчики и девочки всех возрастов, не хотели бы вы увидеть кое-что странное? – устрашающая фигура посреди площади вопрошает нараспев. Живописно раскрашенные и наряженные маленькие монстры облепляют нас со всех сторон и любезно интересуются, чего желают наши души:

– Сладость или гадость? – наперебой звучат тоненькие голоса, никак не вяжущиеся с устрашающими костюмами. Я засовываю руку в карман, в котором тут же находятся конфеты, и бросаю их в приготовленные горшочки в форме тыквы. Ряженые дети тянут нас за собой.

– Идем, – торопит меня Джилл. Площадь оживляется с каждым нашим шагом.

Прямо перед нами вырастает деревянная сцена, в ее полу открывается люк, и из него выпрыгивает целый ансамбль гремящих костями скелетов. Они с почтением склоняются в поклоне, отчего у одного из них отваливается ключица, но уже через мгновение с готовностью поднимают вверх свои инструменты, и бряцание костей заглушает разливающаяся по площади веселая музыка.