Моя нимфоманочка мирно посапывала рядом. Постарался почти бесшумно одеться, тихонько захлопнул дверь, дошел до ближайшего таксофона и набрал номер, который был не в памяти, он был в пальцах, в крови, в биении сердца. Через семь гудков услышал хриплое, сонное «Алле» и положил трубку.

СТО ШЕСТИДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ

Неделю провалялся на пляже, когда ушел от сереброглазой любительницы камасутры. Потом, когда окончательно оголодал и оброс, сходил в бойлерную за своим скарбом. Опять собирал бутылки, опять пытался писать. Плюс: летом долго светло. Сделал шалаш, накрыл его пленкой. Начался купальный сезон, стало шумно, весело, ярко и жарко.

Грустный, старый бомж никому не интересен. Поэтому я – веселый, молодой Диоген. Даже когда мне не хочется быть Диогеном, жрать то хочется. Желания поделиться шашлыком и пивом убогие не вызывают. Поэтому я – весь из себя, окутанный романтической аурой и прикрытый флером тайны. Да, я могу завести и развести любую компанию. Когда мне все это остофигевает, я ухожу в шалаш.

Я тщательно оберегаю его, но пляжные завсегдатаи засекли мои координаты. Ко мне наведываются местные продавщицы из ларька и странные, с виду вполне нормальные, молодые девахи из отдыхающих. Я понял, ЧТО их так привлекает: со мной не надо стесняться, меня – нет, я – живой фаллоимитатор. Мне не обидно. Они для меня тоже почти куклы.

Хотя – нет. Пришла одна дуреха, совсем уже непонятная, мутная какая-то. Оказалось, переживает: застукала мужа с матерью подруги. Проговорили до утра, о мужской сексуальности и про жизнь. Выпили все мои запасы из горлА. Хотя упаковка пластиковых стаканчиков лежала в углу. Антураж, мать ее. Расстались, как брат с сестрой. Она прибегала еще пару раз – с жареной курицей, полотенцами, носками и братским сексом на скорую руку. Хорошая девочка.

СТО ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Встретил своих знакомых ребяток, студиосов, которым писал весной курсовые, и с которыми мы пили в парке. Вернее, не встретил – они нашли меня. Кой-какие мои идеи, оказывается, дали мощные ростки в их буйных головах. Ребятки раскручивают проект, я им нужен. Обговорили рабочие моменты: они мне притащат компьютерный металлолом, оплачивают безлимитку. Ставят это чудо техники прошлого века в дрянной комнатке, в малосемейке.

Думаю. Я вообще много думаю – мне не надо отвлекаться на склоки с Ней и не надо тратить силы на попытки жить в ладу с совестью. Свободы нет. За безумное счастье жить по своим правилам, и при этом не слушать, ЧТО я есть – я плачу. Только дураки говорят (а дураки им верят), что грязные, слипшиеся волосы можно промыть в холодной речной воде. Увы, без шампуня, мыла, станка и дезодоранта жить невозможно. Но это такие мелочи по сравнению с тем, что мне не надо слышать ежедневно, что я УРОД. И мучиться, бесконечно мучиться от сознания собственного уродства и непоправимости этого.

Я счастлив, я впервые за столько лет счастлив!

СТО СЕМИДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ

Я почти согласился на предложение ребят. Почти – потому, что после суток в малосемейке опять ушел на пляж. Через двое вернулся. Пляжный сезон кончается, вместе с ним подходит к концу моя пляжно-диогеновая фиеста. Тогда перейду под крышу окончательно.

Мне нужна теплая одежда, и я решил по-быстрому сделать денег. Пишу эротику, нет, порно. Черт, черт, черт! Если пишу ПРОСТО, то получается белый экран, на котором напечатаны слова: название гениталий и перечисление действий. Надо пропускать через себя эту хрень, только тогда получаются «заводящие» тексты. Устаю от часа такой работы больше, чем от суток, когда пишу сам для себя. Кстати, не пора ли выкладывать все, что было написано в моих тетрадках за это время?