Но я не послушалась куратора. Мне хотелось дать ученикам прикоснуться к незримому миру – и заодно завоевать их доверие и пробудить интерес. 

Возможно, я совершила ошибку. Или нет...

На задней парте послышался шорох: Ланзо еще не ушел. Он медленно перевязывал учебники ремешком и поглядывал на меня из-под опущенных век. Показалось, он ждет, когда мы останемся одни, чтобы расспросить о чем-то без посторонних ушей.

Я терпеливо ждала, перебирая ученические тетради на столе.

Дверь распахнулась, в классе появился господин директор. Он нес под мышкой большой прямоугольный предмет, завернутый в бумагу.

– Ну? – спросил Степпель угрюмо. – На дополнительное занятие пришел хоть кто-то? 

– Три ученика. Мы поработали очень продуктивно.

– Вот как? Целых три?! – немало удивился директор. – И кто же?

Он мазнул взглядом на Ланзо и недоуменно поднял брови. Я назвала других двух смельчаков.

– Отличное начало! – директор положил прямоугольный предмет на стол и улыбнулся. – Трое – уже немало! Вместе мы начнем менять мнение горожан относительно Одаренных. Попробуем поколебать старые предрассудки.

Я скептически улыбнулась.

Любопытный господин этот директор. Собирается избавляться от предрассудков, но сам боится уничтожить старый каштан во дворе школы, который местные считают проклятым. Верит и в науку, и в призраков. Как бы ему не сверзиться, пытаясь усидеть на двух стульях…

– Посмотрите, что я принес, – он начал разворачивать бумагу. – Портреты ученых Морли и Фройда, основоположников теории эфирного поля и познания сверхприроды.

– Я рассказывала о них сегодня ученикам, – кивнула я, глядя на знакомые лица: одно бородатое, очкастое, другое усатое, с высоким лбом и пронзительными глазами.

– Повесьте на стену! Пусть ученики их видят.

Он обвел класс рукой. Я задумалась. Так, можно приспособить их в том углу, между портретом  поэта Горациуса и картой мира.

Хозяйственный директор вытащил из кармана молоток и гвозди и выложил их на стол. Стало ясно, что портреты буду приколачивать я сама. Либо воспользуюсь помощью школьного уборщика.

– Госпожа Верден, приглашаю вас на прогулку по городу. Помните, я обещал рассказ о его истории и легендах? Зайду за вами в три часа. Вам принесут обед из трактира, подкрепитесь, отдохнете, и отправимся.

– Хорошо, – кивнула я. Дверь за директором закрылась. Я взяла молоток и задумчиво покачала его в руке.

Никогда в жизни не прибивала гвоздей. Но звать уборщика не хотелось; после всего услышанного он вызывал во мне неприязнь.

– Я вам помогу, – раздался тонкий голос. 

Ланзо придвинул к стене стул, взял со стола гвозди и молоток – он с трудом удерживал тяжелый инструмент худенькими пальцами.

– Ланзо, не стоит! – всполошилась я. – Давай позовем твоего папу. Ведь это его обязанность – делать разное по школе.

– Не надо папу. Я сам многое умею.

И Ланзо вскарабкался на стул и тремя ударами ловко вогнал первый гвоздь в стену. Он и правда знал, что делать, но я подошла к нему и стала страховать, переживая, как бы он что себе не повредил.

Однако скоро оба гвоздя крепко сидели в стене, и Ланзо приказал:

– Давайте сюда портреты. Повешу. И мокрую тряпку. Протереть надо.

– Какой ты молодец! По-моему, люди, которые умеют работать руками – настоящие волшебники.

Ланзо нахмурился, как будто своими словами я обидела его.

– Я не волшебник, – пробормотал он, спрыгнул со стула, схватил сумку и сказал: – До свидания. Мне пора.

– Постой! Ты придешь на следующее дополнительное занятие?

Он пожал плечами и тихо выскользнул за дверь. 

Странный мальчик. Но он нравился мне: его тонкая шейка и худые пальчики были очень трогательными, а робкий взгляд вызывал желание защитить.