Было очень жарко, и все расположились на открытом воздухе, под высокими растениями с мелкими бурыми листочками на фантастически кривых ветвях. Листья были повернуты ребром к свету и почти не давали тени. Все же под растениями было прохладнее, чем на открытом месте. В знойном неподвижном воздухе растения издавали приятный тонкий запах, похожий на запах жасмина, но еще более нежный.

К растянувшимся в тени ребятам подошла местная девочка-оралка. Ее розовый курносенький носик был так мал, что очень походил на конфету-драже «сладкий горошек».

– Здравствуйте, все, – с изящным поклоном сказала она, – меня зовут Миха. Сегодня вечером я даю концерт на гармонеане. Приходите послушать, я надеюсь, что вам понравится.

– Большое спасибо за приглашение, обязательно придем, – вскочив на ноги, поклонился Ваня. Оралка засмущалась и убежала.

Спустя два часа, наши путешественники сидели в школьном зале, где собралось много народа. Вместе с детьми послушать игру Михи пришли и ездовые. Ваня обратил внимание на то, что в зале присутствует много взрослых горланов и оралов, а не только дети.

– Разве взрослые могут услышать музыку? – спросил он.

– Конечно, нет, – ответил Пуз, – но они могут увидеть движение рук музыканта и по движению понять игру.

– Это трудно представить тому, кто слышит, – заметил Ваня.

– И все-таки это так, – подтвердил Пуз

На небольшой эстраде в углу зала стоял очень странный музыкальный инструмент: у него были клавиши, подобные клавишам рояля, и множество всяких линз, прозрачных призм и отражателей. Над инструментом на стене висело большущее зеркало, в котором отражались клавиши.

Наконец, к инструменту подошла Миха, поклонилась публике и объявила: «Ноктюрн ре-бемоль. Собственное сочинение». Она положила открытый блокнот на клавиши инструмента, и в зеркале отразились слова, написанные в блокноте.

– Там написано то, что объявила Миха, – пояснил Пуз.

Девочка присела к инструменту, и зал наполнился звуками: то ли струнными, то ли духовыми. Вначале музыка была плавной, и руки касались клавиш мягко и грациозно. Это было отлично видно в большом зеркале. Потом музыка взорвалась бешеным танцем, да таким, что невозможно было разглядеть быстрого бега пальцев… Вновь руки поплыли над клавишами мягко, словно укачивая дитя, и музыка задышала покоем – стала воздушной и прозрачной. В финале разразилась настоящая буря. Пальцы летали от басов к сопрано и обратно, их полет был неистов. Вдруг сразу все кончилось. Миха встала, опустила маленькие ручки и поклонилась. Только ее глаза выдавали волнение от недавней игры.

– Замечательно, – как можно громче кричала Соня. Но где уж ей было тягаться с горланами. Зычный, словно гудок парохода, крик: «браво» поглотил ее тоненький голосок. Концерт окончился. Путешественники отправились к каравану, а их сердца все еще переполняла музыка.

Утро следующего дня выдалось не слишком жарким. Пришельцев поразило то обстоятельство, что с неба исчез рыжий Цитр, и округа в свете Ира совершенно преобразилась. На бурой поверхности планеты легли резкие фиолетовые тени, подчеркивая каждый мельчайший бугорок, каждый камень, каждый кустик. Совсем другими стали выглядеть и колючие растения, их цвета потемнели. Преобладали синие и лиловые краски. Колючки отбрасывали резкие тени, от чего растения казались фантастическими животными.

– Упал Цитр, значит, зима и мы в нижнем полушарии, – объяснил Хан.

Караван тронулся в путь. Изящно изгибая длинные шеи, побежали строминго, покатились волны по семенящим платформам. Все дальше и дальше отодвигался назад поселок Загорье, пока не слился совсем с фиолетовыми тенями Экваториальных Гор. Теперь путешественников окружала только бескрайняя сухая равнина, усеянная «кактусами». Движение каравана стало однообразным и монотонным. Через три часа Ир резко упал за горизонт. Стало темно. На почерневшем небе появились чужие для земных обитателей звезды.