– Ты, что загадываешь загадку мне? – протянул Пашка, с трудом переосмысливая не только прозвучавший вопрос домового, но и выданную им информацию про себя, как хозяина дома. Впрочем, уже в следующую минуту, Батанушко перестал покачивать ножками, а поджав правую из них, пристроил ее на лавочку, да принялся чесать также густо поросшую подошву на ней ногтями. Даже не чесать, а скребсти. И Павлику внезапно почудилось, что нет никакого духа, а это всего лишь розыгрыш, или галлюцинация вызванная жарой, или отсутствием его любимых игр. А домовой также резко перестав скребсти ногу, вскинул указательный палец правой руки к ноздре да резко хмыкнул, выстрелив из нее зеленой соплей, которая упав на деревянный настил дорожки, застыла на ней вроде переливающегося осколка стекла.

– А чаво-сь не ясно чё ли гутарю, – ответил теперь уже на сам вопрос мальчишки домашний дух, пристраивая палец к левой ноздре, вероятно, намереваясь и из нее выдуть не меньшую соплю. – Не ясно чё ли по тону молвленного, чаво то загыдка звучит? Настрой слух свой, Пашка, дабы от тобе не ускользали оттенки мною сказанного, дабы ты осилил мои головоломки, – Батанушко так и не дунув из левой ноздри ничего, перевел взгляд на мальчика, притом немножко, чтобы его хорошо видеть приподнял и саму голову. И тотчас в его карих радужках, таращившихся из-под мохнатых бровей, блеснула, прокатившись по кругу, серебристая изморозь, точно желающая сменить сам цвет, также стремительно вошедшая в тонкую полоску белка, и затерявшаяся в белых волосках или ресничках окружающих глазницы.

Легкий ветерок просквозивший в воздухе качнул ветви дерева сильней и они не просто заскрипели, а будто застонали, или может это вновь прискорбно ухнул дух, Пашка того не понял. Так как дуновение с не меньшей порывистостью колыхнуло не только русые его волосы, но и беленькие Батанушки, опять же шевельнув мягкую, окладистую бороду домового и косички, заплетенные на концах длинных усов. А потом внезапно сверху, очевидно, сброшенные с веток антоновки, прилетели, упав под подошвы мокасин мальчишки маленькие, и точно пожамканные, зеленые яблочки.

– Я не очень люблю разгадывать загадки и головоломки. Люблю играть в компьютерные игры, – негромко протянул Павлик и также легонечко, как до этого дул ветерок, мотнул головой, все больше стараясь развеять, как ему кажущуюся галлюцинацию в виде домового. Однако так как и после того покачивания головы Батанушко продолжал находиться на прежнем месте, в упор глядя на него карими глазами, Пашка подняв от книги правую руку и выставив указательный палец вперед, направил его в сторону духа. Домовой между тем от движения руки мальца не отклонился, а резво подавшись вверх, уткнулся собственным волосатым лбом в подушечку пальца, тотчас тихонечко захихикав, ровно радуясь чему. А немного погодя, все также, продолжая мешать смех да слова, произнес:

– Ну, здрав… Здрав будь… Вотде дык молвить, и обзнакомились значица. Батанушко, – видимо, таким образом, и снова представляясь. Дух теперь сместил собственный палец с левой ноздри вверх и ухватился в свою очередь за палец мальчишки, обхватив его не менее волосатой ладошкой.

– Энто у те самы любишь играть, иде вот тык? – дополнил свою речь вопросом и еще большим хихиканьем Батанушко, и стремительно скинув со лба палец мальчугана, да выпустив его из собственной хватки и вовсе скоро вскочил на ножки. Он быстро взмахнул обеими руками, ровно выхватывая, что-то из-за спины и направил это, что-то, на Пашку. Так, что последнему в сиянии редких просачивающихся через ветви и листву дерева солнечных лучей показалось хозяин дома, навел на него золотистые клинки мечей. И также ярко сверкнули карие очи Батанушки, которые в сочетание с тонюсеньким его хихиканьем нагнали на мальчика особое волнение. И тот неожиданно для себя вспомнил, что когда-то и где-то читал про духов, которых относили авторы тех книжек к злой нечисти, приносившей людям лишь беды и неприятности.