– Аки старичишка кряхтишь, – протянул Батанушко, поглядывая как малец, все-таки, протиснувшись сквозь щель, и едва не порвав футболку о торчащий с жердины кривой гвоздь, оперся и второй рукой о землю, а потом воткнул в нее еще и обе перенесенные коленки. Домашний дух, так и не дождавшись, когда Павлик поднимется с земли, сошел с места и двинулся между двумя грядками, через несколько шагов уже ступив на деревянный настил, проложенный там, направившись наблюдаемо к лугу.

Мальчик, встав на ноги, отряхнул от кусочков почвы коленки, и пижамные шорты, да пройдясь ладонями теперь и по футболке, в темноте едва оттеняемой светящимся домовым, и ставшей серо-синей, огляделся. Скользящее дуновение прошелестело теперь не только возле Пашки, но и колыхнуло низенькие ростки на огороде и они словно помахали своими тонкими листочками. И в ту же секунду легкое шебуршание, подобное тому, что раздавалось в бане, послышалось справа, а потом и слева, и длинные полосы теней, будто оторвавшись от ближайших кустиков растений, густыми потоками потекли по грядкам, наполнив синевой почву, дорожки и саму растительность.

От этого удивительного движения, чего-то живого, мальчуган судорожно вздрогнул, а по спине его, будто выскочив из-под волос на голове, сверху вниз прокатились крупные кусачие мурашки, теперь заполонившие тапочки так, что стали покалывать и сами пятки. Павлик, надо признать честно, был не очень то и смелым, а ту самую отвагу проявлял лишь когда преображался в Дракина-Непобедимого, героя любимой мультиплатформенной компьютерной игры «Блакрум», и тогда с легкостью рубил головы своим врагам. Сейчас же это самое отсутствие смелости, а, проще говоря, боязнь переполнила мальчика и в голове его, сразу, горячей волной проскользнул страх, нагнанный туда еще тогда, когда в листве березы рисовался ему злобный оскал оборотня, а дребезжащий скрип яблони слышался шагом вампира. И тотчас стало казаться, что сам спешно переставляющий маленькие ножки и покачивающий ручками Батанушко, с усеянной искорками головой, лишь галлюцинация.

– Чё ли ты не скумекал? – незамедлительно отозвался хозяин дома, наполняя пространство кругом себя обыденностью, и словно приглушая движение теней на грядках. – Я тобе веду чёй-то показать. Пошто ж стану той самой галлюцинацией, – проронил домовой, очень верно назвав зрительное восприятие несуществующих объектов, и обернулся, только в этот раз не сдерживая свой шаг. – Сие не тени пляшут, а Дворовой. Чёрного врана не могу догнать, ежели и догоню, не могу споймать. У то тени вототко, – дополнил Батанушко, видно на ходу снова загадывая загадку и тут же давая на нее отгадку. – А энто Дворовой. Не привечает он чуждых во дворе о то и пужает. Дык и коль толковать, вельми он суров. Покровитель он домашнего скота, да не домового хозяйства, в числе прочего радеет за местом с ухожами да оградой. Прибывает почасточку у еловой ветоньке аль шишке, кыя в дровнике прилажена. Ты токмо, гляди-ка, ейну ветвину не тронь, а то Дворовой в ноченьки будять тобе пужать и усякие страсти являть.

Павлик торопливо закивал, так как и вовсе не намеревался ходить в дровник, не то, чтобы трогать какую-то там ветку. Да немедленно ступил вдогон за домовым, стараясь, стать как можно ближе к нему, осознавая, что если кто его сейчас и защитит от сурового Дворового так, непременно, Батанушко. И тотчас текущие тени, выплеснувшиеся от машущих листочками растений, замерли, а позади мальчика раздалось раскатистое мурлыканье, словно объевшейся сметанки Муси. Пашка сделал и вовсе широченный шаг вперед да вместе с тем обернулся. Однако не смог разглядеть ни то, чтобы кошки Муси, но и вообще чего-либо живое. Там и вовсе было тихо, лишь продолжал звучать хор лягушек, долетающий из-за реки, да раскатистый грустный зов птички «Сплю-сплю!», которой точно издалека откликалась не менее печальным «Тю-ю-ю!» другая.