Особое восприятие заменило обычные телесные ощущения. Брэднер смутно осознал, что его единство, бесконечно тонкое и бесплотное, простирается в огромную, нескончаемую плоскость, которая пересекает вечность от самой дальней звезды до границ самого времени. Избавившись от своих трехмерных границ, он превратился в единую бесконечную плоскость бытия! Кружащийся хаотический лабиринт цветов и форм вокруг него, конечно же, был сценами, которые просматривались невероятной скоростью. Брэднер обнаружил, что усилием воли он мог контролировать свою скорость, или, лучше сказать, скорость тех констант, которые были в нем, и были частью его двумерного, вездесущего «я». Он сосредоточился на том, чтобы замедлить движение, которое его окружало, чтобы лучше изучить часть сцены. Мелькающие сцены остановились, замедлились и стали осмысленными. Брэднер с изумлением наблюдал, как перед ним или сквозь него движется поток времени. Картинки выстраивались в кинематографическую последовательность, когда его самолет двигался во времени. Огромные дымящиеся джунгли, изобилующие огромными тропическими листьями, медленно сливались воедино в огромные города с высокими зданиями, которые словно издевались над небесами. Здесь вулканическая гора извергала ужасный пепел и огненную смерть на кроваво-красный мир; неподалеку холодно-зеленый ледник медленно и неумолимо надвигался на морщинистый лик мрачного и пустынного мира. Стальное чудовище с жесткими крыльями беззаботно парило над равниной из черного мрамора. Роющие норы черви, раздраженно вгрызались в недра звезды в какой-то далекой забытой вселенной.

Разум Брэднера затуманился от необъятности открывшегося перед ним видения, и, подобно человеку, его мысли устремились к крошечной планете, которая только что открылась ему, и которая заботилась о нем и о его роде – Земля. И эта мысль была сокращением той бесконечно малой части бесконечности, которой был он сам. Быстро, как мысль, сцена переместилась на этот крошечный земной шар.

Но что это был за мир! Не одна, а тысяча безграничных перспектив простиралась перед ним в этом маленьком уголке. Мир, населенный иногда человеком, иногда изменчивой формой растительной жизни, иногда доминирующей гигантской формой ящерицы, высокоинтеллектуальным существом, – слоном с крошечными клыками и огромной блестящей черепной коробкой, а однажды даже силикатной формой жизни, которая росла в потрескивающих разделение на множество угловатых тетраэдров и шпилей. Однако чаще всего это делалось человеком. И все же, даже когда правилом становился самый успешный эксперимент природы, разнообразие было бесконечным.

Брэднер изумленными глазами смотрел на тысячи миров, которые были и в то же время не существовали. Здесь могущественная римская цивилизация гордо господствовала над всем земным шаром, в то время как на другой стороне плоскости могущественная испанская империя отправляла золотые галеоны в обширные порты своих владений.

Карфаген, во всем своем величии, заключил прочный пакт о мире с могущественной империей чернокожих людей с юга, но поблизости не было ни одного никакой расы чернокожих людей. Только один огромный город, живущий в мертвом мире, город под названием Богар, населенный голубоглазыми, крепкокостными детьми викингов.

И внезапно Брэднер понял! Все было так, как он и думал. Освободившись от оков расширяющегося третьего измерения, он бесконечно расширил свой кругозор. Он увидел возможности жизни! Многое, очень многое могло бы случиться с миром, если бы отдельные события, казавшиеся в то время незначительными, не определили ту единственную точку на трехмерном графике, которой жизнь должна была достичь во времена существования Брэднера!