И сразу испугался, что он опять про мою голову начнёт распространяться, что во всём голова виновата, и говорю:
– Я не знал, а они не послали…
– А где твоя голова была? – говорит Санька.
– Нигде, – говорю, – не была, какое твоё дело!
Он засмеялся и больше про мою голову не стал распространяться.
Мы с ним пошли в клуб. Он влез на сцену и крикнул:
– Представление начинается! – И начал так кривляться, прыгать и такие строить рожи, что я даже захлопал. Он поднял много пыли, но всё продолжал плясать и строить рожи, пока не устал, а потом спрыгнул вниз и сказал:
– Наверное, я всё-таки артистом буду…
Мы вышли на воздух.
В лагерь входили «войска». Бил барабан. А впереди несли знамя.
Кто-то крикнул:
– Глядите! Хе-хе! Болтун-то в нашем лагере объявился!
И я увидел длинноносого. Который там, в лесу, сказал, что язык мой, как мельница, треплется…
Все разбежались по лагерю, а этот мальчишка ко мне подбежал.
– Болтун, – говорит, – опять здесь!
Недолго думая, схватил я его за рубашку, и он меня за рубашку схватил. И мы вместе покатились по траве.
Санька кинулся нас разнимать, но мы крепко друг другу в рубашки вцепились.
Кое-как нас разняли.
И вот мы стоим друг перед другом в своих разорванных рубашках, а вокруг нас почти весь лагерь стоит.
Какая-то девушка говорит:
– Чей это ребёнок?
Все молчат.
Выясняется, что я тут совершенно ничей, и тогда она кричит:
– Как мог попасть сюда этот мальчик?
Все опять молчат, и тогда она уже тише говорит:
– Каким образом этот ребёнок здесь?
Выходит вперёд мой друг Санька, имеющий талант разговаривать с людьми, и говорит:
– Товарищ старшая пионервожатая! Это Валька. Это я привёл его в наш лагерь. Что ж здесь такого?
– Как – что такого? – возмущается вожатая. – По-твоему, здесь нет ничего такого? Пришёл с улицы и ещё дерётся?!
Санька (здо́рово он всё-таки умеет разговаривать с людьми!) спокойно ей отвечает:
– По-моему, ничего такого в этом нет. Тем более его дразнили.
– А может быть, у него инфекция? – говорит вожатая.
– Нету у него инфекции, – говорит Санька.
– Откуда ты можешь знать, есть у него инфекция или нет?
– Я вижу, – говорит Санька.
– Ты ничего не видишь, – говорит вожатая. – У любого постороннего может быть инфекция!
Тогда я сказал:
– У меня нет никакой инфекции!
– Это ещё неизвестно!
– А ты, – сказала вожатая Саньке, – всего лишь только отдыхающий пионер, а ведёшь себя так, как будто ты начальник лагеря.
И тут Санька, так здо́рово умеющий разговаривать с людьми, вдруг заплакал.
Появился начальник лагеря. Он посмотрел на мой вид, взял меня за руку и, ни слова не говоря, только хмурясь, вывел меня за ворота.
– Не пускайте сюда посторонних! – сказал он часовым.
На брёвнах
Матвей Савельич увидел, что у меня такое неважное настроение, предложил мне на брёвна сесть. И сам тоже сел на брёвна, закурил и говорит:
– Место у нас хорошее… природа… воздух… озеро под боком…
– У вас в лагерь никого не пускают, что ли? – спрашиваю.
– Кого пускают, а кого нет, – говорит.
– Никого не пускают, – сказал я.
Он, видимо, плохо слышал, часто переспрашивал. А тут он совсем не услышал.
– Лодка у меня была, – говорит, – так я её продал… Всё думаю новую лодку сделать, да время никак не найду для этой лодки…
– Чего ж у вас лодки-то нет? У всех лодки есть, а у вас нет…
Я думал, у него лодка есть, думал, он меня на лодке покатает, рыбу, думал, половим, а у него нет…
– Так была же лодка. Однажды её ребятишки у меня украли, так я её по всему озеру искал…
– И нашли?
– Нашёл, да ну её к лешему…
– Значит, вы рыбу теперь не ловите?
– Да ну её к лешему…
– А раньше ловили?
– Раньше ловил.
– А теперь почему не ловите?