Будучи постдоком в Университете Южной Калифорнии, Осберн стала одним из ведущих ученых в исследовании подземной жизни, финансируемом НАСА, и впервые посетила бывшую шахту Хоумстейк. Раньше в поисках высококачественной руды шахтеры бурили разведочные скважины, некоторые из этих скважин проникали в подземные водохранилища. После извлечения керна, породы для изучения, шахтеры заделывали отверстия бетоном, но какие-то из них продолжали протекать. Когда Осберн с командой обнаружила, что в нескольких из этих негерметичных отверстий содержатся микробы, она попросила шахтеров очистить отверстия скважин с помощью промышленного бура с алмазным напылением. Затем они заменили бетон пластиковыми трубками с клапанами, чтобы можно было периодически возвращаться и собирать новые образцы, тем самым создав полноценную подземную обсерваторию.

Полюбовавшись коллекцией камней в кабинете Осберн, мы с ней прошли в ее микробиологическую лабораторию. Здесь она хранит воду, осадочные породы и микробов, собранных на различных исследовательских базах. Осберн и Кейтлин Казар подготовили несколько предметных стекол для микроскопа, размазав по ним немного шахтной воды. Сняв очки в черепаховой оправе и убрав с лица волнистые каштановые волосы, Осберн расположилась перед микроскопом и стала регулировать его, чтобы получить четкую картинку.

«Перед нами Gallionella с закрученными стебельками[19]», – сказала она. При тысячекратном увеличении микробы выглядели как мазок апельсинового мармелада и икры. На экране компьютера, подключенного к микроскопу, было легче разглядеть стебли, о которых говорила Осберн. Волокна железа напоминали искривленные штопоры или свободно завязанные галстуки – все это были побочные продукты уникального метаболизма микробов. Через несколько минут мы переключились на Thiothrix[20], который напоминал белые бусы, опутанные желтой мишурой. Мы видели яркие точки серных соединений внутри клеток микроба, образующихся в процессе химических реакций окисления сероводорода.

Мне показалось, я вижу, как что-то движется, и я спросил, что это может быть. «Это довольно старый образец бактериальной биопленки, – сказала Осберн, – так что я сомневаюсь, что здесь что-то есть… О! – мельчайшая точка дернулась на экране подобно маленькой горошине. – Как только я сказала, что она мертва, появилась эта маленькая счастливица-клетка». Образец, который мы изучали, был собран несколько лет назад, и, поскольку он не был предназначен для культивирования клеток, за ним никак особенно не ухаживали. Однако каким-то образом эта капля камня и воды из самых глубоких недр Земли все еще пульсировала жизнью.

Столетиями пещера Лечугилья казалась не более чем длинной дырой, ведущей в тупики Гваделупских гор в Нью-Мексико. Время от времени в пещеру заглядывали исследователи. Регулярно наведывались сюда и старатели, чтобы собрать гуано летучих мышей, которое ценилось как удобрение. В остальном же никто не обращал на нее особого внимания. Однако в один из пасмурных дней где-то в 1950-х исследователи пещер заметили, что сквозь завалы на дне пещеры пробивается воздух, что навело их на мысль о том, что там может быть еще что-то. В результате ряда раскопок в 1970-1980-х годах было обнаружено несколько длинных туннелей. Последующие раскопки выявили более 233 километров подземных территорий на глубине более чем 490 метров под поверхностью. Подземные туннели украшали странные и красивые образования: массивные люстры из гипса причудливой формы – будто их сковало морозом, лимонно-желтые стручки серы, жемчужные шары гидромагнезита, прозрачные копья селенита и кальцитовые лилии, парящие над бирюзовыми бассейнами.