− А «злокозненный му» это кто? – спросил я, когда мы остались наедине с нашим новым железным другом.

− Некоторые водилы так называют УАЗ, потому что четыреста девятая резина на шоссе гудит характерное «м-у-у-у», − объяснил Макс, что-то прикручивая.

− Муу, − повторил я, стараясь изобразить гудение.

− Между прочим, некоторые исследователи считают, что прародительницей всех цивилизаций была страна Му, − встрял Игорёк. − Теперь она на дне Индийского океана, Му означало «родина».

Макс покачал головой.

− Не верите? Еще Шлиман прочитал на древнем тибетском свитке, что звезда Баль упала туда, где сейчас только небо и море, и семь городов страны Му с золотыми вратами и прозрачными храмами исчезли в потоках воды, огня и дыма. То же было написано в манускрипте майя, который нашел Кортес.

− Ты это о чем? – не понял Макс, удовлетворенно разглядывая свою работу.

− Игорёк, успокойся, − похлопал я юнгу по плечу, − ты еще группу «Звуки Му» вспомни. Звуки родины на твоем языке получается.

− Ладно. Тогда можно я спереди сяду? – подумав, спросил Игорёк.

− Садись, − согласился я, прикидывая где логика.

− Ну вот, теперь я настоящий моряк в седле, − только мы тронулись, радостно похлопал по кожаному сиденью Игорёк.

− Знакомый один рассказывал, − начал Макс, выруливая на оживленный проспект, − во времена СССР едет по Берлину наша «буханка», дребезжит и виляет, и вдруг заглохла прямо возле пивнушки ихней. А там жирные бюргеры пьют пиво и жрут колбаски, увидели они это, ну и давай потешаться над нашей «буханкой». Тут вылезает из кабины пьяный прапор, с матюгами открыл бензобак и обильно туда помочился. После этого кое-как вполз обратно и начал заводить. Немцы аж все повставали с открытыми ртами. Со второй попытки «буханка» завелась и уехала под охеревшими взглядами гансов.

− Это как? – удивился Игорёк. – Как он поехал?

− Да как-как, − усмехнулся Макс, выдерживая паузу, − бензобак переключил и поехал.

Игорёк смеялся так, что собаки, копошившиеся у мусорных баков, мимо которых проезжал наш УАЗ, долго лаяли вслед.


31

Многие великие и достойные дела были забыты по причине бега времени и гибели людей. Что уж говорить о нас, не свершивших ничего великого. Самое великое, на что я сподобился к тридцати трем годам – купить УАЗ и собрать команду. Впрочем для меня и того было немало.

Сначала мы хотели встретиться в знакомом баре, но кондиционеры там так и не починили, и мы сошлись на набережной речного вокзала. Игорёк и я пришли первыми, потом явился Беря. Макс подкатил на УАЗе последним.

− Мы теперь на колесах, − удивился Беря, впервые увидевший наше приобретение. − Чудо свершилось! У нас есть корабль! А это, я так понимаю, вся наша команда?

− В горах ждет Лёнька Голодный.

− Понятно. Значит, сначала курс на Алтай. А потом? Куда занесет?

− В планах потом на море. Давай пока прикинем, каково жить на колесах. А уж потом хоть в кругосветку.

− Это можно, не сломаемся, − хохотнул Беря.

− После того, как я по частям перебрал эту машину, она не сломается до самого Владивостока, − уверенно заявил Макс.

− Я имел в виду нас, мы не сломаемся.

− Про вас не знаю.

Игорёк поднял с земли щепку, повертел руках, переломил и бросил в воду. Глядя, как сломанную щепку закручивает волной, он задумчиво произнес:

− Помните, у Тарковского сталкер говорит, что слабость велика, а сила ничтожна. Гибкость и слабость, это свежесть бытия, а черствость и сила − спутники смерти. Отвердевшее никогда не победит. Я сейчас подумал, человек не может быть не гибким, пока живет дорогой, морем, своей мечтой. И море может быть во всем, и в музыке, и в словах, и в наших мечтах. Разве не так?