Майк хотел спросить о подробностях, но Хорн резко взмахнул крыльями, поднимая вихрь сухих листьев.

– Если хочешь спасти пленных из Корунта – смотри на западный горизонт, в сторону Кодруна. Когда огненная гора изрыгнёт дым до самого неба, иди в замок Зуры, крепость откроет ворота только тогда… Кланы соберутся. Они помогут, но только если ты успеешь.

Прежде чем Майк успел вставить слово, орёл взмыл вверх, исчезая в пелене рассветных туч.

Ама замер на опушке Ваграсского леса, его мощные лапы словно вросли в землю. Густая шерсть волкопса встала дыбом, а чуткие уши нервно подёргивались, улавливая малейшие звуки. Перед ним простёрлась стена деревьев, чьи кроны сплелись в непроницаемый полог, не пропускающий ни единого луча света.

Сомнения терзали сердце Амы. Все его инстинкты кричали об опасности, каждая клеточка тела умоляла повернуть к уютному поселению. Но своим разумом он был уже далеко впереди – путь Амы лежал туда, сквозь мрачный Ваграс, навстречу неизвестности. Он сделал глубокий вдох, втягивая воздух ноздрями. Запах тёплой сырости, исходящий из чащи, заставил его поморщиться.

Ама попытался успокоить бешено колотящееся сердце, вспоминая наставления Хорна: «Страх – это лишь инструмент, созданный нашим разумом. Найди его причину, и ты станешь непобедимым». С тяжёлым вздохом волкопёс сделал первый шаг. Затем второй. Третий. С каждым шагом тьма сгущалась вокруг него, обволакивая, словно густой туман. Ама чувствовал, как она давит на него, проникает под шкуру, заползая в самую душу.

Под ногами Амы скрипели мелкие ветки, словно ломаясь под тяжестью тишины. Корни, словно змеи, выползали из-под слоя мха и листьев, цепляясь за его лапы, будто лес сам пытался удержать его в своих объятиях. Почва была влажной, местами скользкой от лишайников, и каждый шаг давался с трудом, будто он шёл по густой жиже. Иногда под когтями волкопса скрывались глубокие трещины – следы корней, прорвавшихся к поверхности, чтобы пить влагу, пропитавшую землю.

Деревья вокруг стояли как исполины в чёрных доспехах, их стволы покрыты шероховатой корой, изрезанной трещинами, похожими на древние руны. На ветвях, где кроны сплетались в непроницаемый свод, висели капли воды, отражая слабый свет звёзд сквозь прорехи в листве. На верхушках деревьев копошились тени: то ли птицы, то ли что-то иное, с лёгким шелестом перебирающее ветки, но при приближении волкопса всё исчезало, оставляя лишь влажный след на листве.

Скрип веток напоминал треск костей, а из-под земли, где корни уходили вглубь, доносился глухой стук, будто сердце самого леса билось под ногами. Иногда Ама слышал тихий, приглушённый плач – словно эхо голоса, забытого в прошлом, или шёпот духов, обитающих в темноте.

С каждым шагом тьма вокруг Амы становилась плотнее, будто липкая жидкость, заполняющая его ноздри, глаза, уши. Он чувствовал, как она проникает в шерсть, в кожу, пытаясь подавить его, но вместо этого заставляла острее ощущать каждый звук, каждый запах, каждый шорох. Волкопёс шёл, не сводя глаз с земли, но даже там таились тайны: следы, похожие на отпечатки лап, но слишком узкие; полосы на стволах, словно кто-то пытался обхватить деревья руками; и внезапно – бледный, как призрак, гриб с красной шляпкой, распустившийся прямо у него под когтями, чтобы исчезнуть, как дым, когда Ама нагибался, чтобы рассмотреть его.

Хорн назвал бы происходящее с Амой «сокровищем в сердце страха». И пока тьма обвивала волкопса, как паутина, Ама шёл вперёд, чувствуя, как начинает привыкать к причудливым формам странного растительного мира, как тот гриб, который он не успел рассмотреть.