Прыгали сначала нечетные, затем четные номера с каждого борта. Например, с правого борта – первый и третий, а с левого – пятый и седьмой, затем с правого борта – второй и четвертый, с левого – шестой и восьмой. Такой порядок был вызван тем, что при одновременном отделении парашютистов от самолета бывали случаи, когда люди сталкивались друг с другом в воздухе и приземлялись с ушибами или влетали друг другу в стропы в момент раскрытия парашютов.

На предпрыжковой тренировке первым для прыжка с турели инструктор назначил меня. За мной должны были прыгать остальные, соблюдая установленную очередность. Для моего отделения инструктор установил сигнал для прыжка – легкий удар рукой по спине.

Прыгать мы должны были на незнакомую местность с последующим выходом по азимуту в район сбора роты. После продолжительного полета парашютисты заняли свои места по предварительной команде и, рассматривая с высоты 1200 метров землю, старались угадать, какой грунт на площадке приземления.

Я сидел первым с правого борта, и весь поток встречного ветра с огромной силой давил на мой левый бок и наклоненную к плечу голову. Очки на носу передвигались, отчего слезились глаза. Вдруг меня хлопнули по спине так, что я чуть не сорвался. Не ожидая повторного удара, я нагнулся и соскользнул, а чтобы выдержать время и не зацепиться за хвост самолета, левой рукой провел по гофрированной поверхности фюзеляжа и, только когда отделился от самолета, дернул кольцо вытяжного троса. Осмотрев купол парашюта, оглянулся вокруг и был крайне удивлен: в воздухе, кроме меня, никого не было, а самолет улетел уже далеко. «Видно, допустил какую-то ошибку, – подумал я, – или прыгать запретили». Высота была большая. Стал прикидывать место приземления. Взглянув вниз, увидел громадное картофельное поле – мечта парашютиста! Но не к нему меня несло…

Довольно на большой скорости ветром меня несло к роще, что виднелась в конце поля, а за ней просматривалась деревенька с церковью.

Невольно вспомнил советы инструктора, как следует встречать препятствия. Я плотнее сжал ноги, скрестил перед лицом руки и приготовился к приземлению на деревья.

Когда летел к роще, успел заметить, что там расположено сельское кладбище. В голове пронеслась неприятная мысль: «Лечу прямо с доставкой на кладбище. Воткнусь на какой-нибудь железный крест и буду сидеть на колу, как казненный в древние века». Но вот уже над самым кладбищем порывом ветра купол рвануло вперед, я качнулся как маятник, и кладбище осталось за спиной.

Но легче мне от этого не стало. К кладбищу примыкал огороженный двор с постройками и садом, а рядом с ними в небольшом парке стояла церковь.

С высоты 100–150 метров я успел заметить, что, пожалуй, на церковь не попаду, но вот домика или какого-нибудь сарая не миновать, и тут же стал соображать, как лучше приземлиться на крышу. У меня не было сомнения в том, что если не попаду на стропила, то соломенную крышу пробью ногами до самого чердака. Если же попаду в сад – все будет хорошо.

Между тем, после того как я пролетел кладбище, порыв ветра ослаб, и парашют понес меня на дом. Как только я стал подходить к коньку крыши, машинально поднял ноги, шлепнулся по другую сторону крыши и заскользил вниз вслед за гаснувшим парашютом.

Справа заметил трубу, прикрытую сверху дырявым горшком – своеобразным пламегасителем. Чтобы удержаться на крыше, схватился за трубу и… вместе с ней поехал вниз. Горшок и рассыпавшиеся кирпичи трубы основательно оглушили меня на земле, из глаз, что называется, искры посыпались, вo дворе творилось что-то невероятное. Белый шелк парашюта закрыл почти весь двор. Истошно кричали и барахтались внезапно попавшие под него куры, гуси, поросята.