Здесь же, в кафе на Ноллендорфплац, познакомился я с Борисом Поплавским, ненадолго приезжавшим из Парижа в Берлин. В то время он увлекался точностью, ясностью и простотой. Помню, как поразил он В. Шкловского, сказав, что больше всех современных поэтов любит В. Ходасевича. Тогда я ещё не знал, что Борис, не изменяя себе, оставаясь искренним, может защищать совершенно противоположные точки зрения. Он как бы не осознавал противоречивости своих слов: с одного литературного берега к другому он легко перекидывал невидимый для других мостик. От Поплавского я впервые услышал имена А. Гингера, Б. Божнева, Ильязда (Илья Зданевич), о том, что в Париже, кроме Бунина, Мережковского и Гиппиус, есть «молодые», не только в своих литературных стремлениях, но и политически расходящиеся со «стариками»[34].
Под «кафе на Ноллендорфплац» имеется в виду кафе “Leon” на углу Бюловштрассе, в котором с осени 1922 года регулярно проходили собрания русского объединения «Дом искусств», устраивались чтения докладов и диспуты. Именно там выступали Андрей Белый, Алексей Толстой, Владислав Ходасевич, Илья Эренбург, художник Иван Пуни, молодые поэты Георгий Венус и Анна Присманова, фольклорист Пётр Богатырёв, те же Пастернак и Шкловский, наконец, посетившие город с ознакомительными и пропагандистскими целями Зданевич и Маяковский[35]. В двух изданиях утверждается, что в Берлине Поплавский появлялся на выступлениях будущего лидера Лефа или даже с ним встречался[36]. Но никаких прямо указывающих на это данных не сообщается – скорее всего, единственным источником для таких заключений послужил рисунок Поплавского в его тетради 1922 года. Это изображение головы мужчины средних лет в кепке было впервые опубликовано как предполагаемый портрет Маяковского (при этом вся тетрадь была отнесена к Берлину), а позднее оно уже со всей определённостью было представлено как его берлинский портрет[37]. Я не берусь здесь оспаривать или подтверждать сходство изображения с реальным Маяковским, но обратившись к самой тетради, мы не увидим в ней никаких отсылок к Берлину и вообще к Германии. Наоборот, всё говорит о том, что она имеет парижское происхождение (в частности, свои стихи в неё вписали Божнев и Гингер, продолжавшие жить во Франции). Что же касается этого человека, то там же есть ещё одна его зарисовка, и она впервые воспроизводится в настоящем издании (см. с. 130).
В завершение разговора о берлинском эпизоде Поплавского необходимо исправить одно явное недоразумение, прочно укоренившееся в исследовательской традиции. Имя поэта принято ассоциировать с детальным критическим разбором «Первой выставки русского искусства» – масштабной экспозиции русских новейших течений, которая открылась в галерее Ван Димена 15 октября 1922 года и проработала до конца декабря. В 1969 году американский славист Саймон Карлинский нашёл среди бумаг поэта в Париже тетрадь с рисунками Терешковича и неоконченным текстом рецензии, а пять лет спустя совместно с Жаном-Клодом Маркаде опубликовал рукопись, указав её автором Поплавского[38]. Впоследствии эта статья, сам раздражённый тон которой мог бы вызвать сомнения в достоверности атрибуции, была перепечатана под тем же именем в двух российских изданиях