– Тогда, будь добра, – Эри попытался говорить как можно спокойнее – занимайся на репетициях музыкой, а не своим парнем.
Ну конечно, она взъярилась.
– Мои отношения – это моё дело! Я хочу, чтобы Рамси тоже присутствовал и высказывал своё мнение! Оно для меня важно!
– И что же такого умного он сегодня сказал?
– Может, ещё скажет!
– Он же предельно ясно сообщил, что ничего в этом не смыслит!
Тессария наградила меня ну очень злобным взглядом. Я понимал, что затрагиваю опасную тему, и если ляпну что-нибудь не то – очень быстро окажусь выдворенным с чердака и изо всей этой затеи заодно, как бы я ни был необходим для конкурса. Но я чувствовал, что прав, и не мог молчать.
– Да зачем ты вообще его притащила?!
– Он сам попросился.
Ээ… я точно не ослышался?
– Рамси?
– Да, он, – холодно ответила Тессария. – И если даже он действительно не разбирается в музыке, значит, он сделал это ради меня.
Ну что тут можно ответить? Переубедить влюблённую девушку – всё равно что сыграть с ходу песню задом наперёд: стопроцентно собьёшься и окажешься неправ.
Мы молчали где-то минуту. Я уже было хотел извиниться за то, что вообще поднял эту тему – не потому, что действительно сожалел об этом (я ведь чувствовал себя правым), но потому, что ужасно хотелось прервать это неловкое молчание, а ничего умнее на ум не пришло.
Затем Тессария вздохнула и неожиданно сказала:
– Но, всё-таки, в одном ты прав.
Невероятно! Я что, всё-таки сыграл песню задом наперёд?! А Тессария продолжила:
– Мне следует больше уделять времени нашей песне. Как ни крути, нам до конца бесконечно далеко…
– Что ты сказала?! – Эри чуть не подпрыгнул на месте. Тесс удивлённо взглянула на юношу:
– «Нам до конца бесконечно далеко»… А что такое?
Эри тут же принялся что-то черкать на оборотной стороне исписанного листа. «Бесконечно, бесконечно!» – радостно бубнил он себе под нос.
– Ты что-то придумал?
– Сейчас, сейчас, – Эри размахивал рукой, словно вдохновенный живописец по холсту. Тесс попыталась заглянуть в листок, но юноша, грозно взглянув на неё, отвернулся, и всю последующую минуту девушка наблюдала только многообещающую спину.
Наконец Эри закончил и, развернувшись к Тесс, с довольной ухмылкой положил перед ней лист с одной-единственной неперечёркнутой фразой:
«В городе моём бесконечно светло»
Глава седьмая.
Чувство стиха
Первую строку, конечно, найти непросто, но стоит только её отыскать – и тут же, откуда ни возьмись, приходит настоящий шквал энтузиазма. Утром следующего дня Тессария притащила на чердак целый куплет. Надо сказать, даже не самый плохой куплет – я уж начал было думать, что её поэтических способностей будет недостаточно, но девушка показала, что может сочинять на нужном уровне.
Правда, со второй же строкой у нас вышел спор.
– Ну что это такое? «В городе моём бесконечно светло… Здесь нет грустных лиц, и далёкий шум машин не слышен». Тебе не кажется, что здесь что-то не так?
– Ээм, – Тессария замялась, – не знаю… эта строка пришла на ум, и я её написала.
– А ты раньше сочиняла стихи?
Девушка кивнула:
– Бывало несколько раз, но…
– Ты писала их с ходу?
– Да! – выпалила Тессария. Я скептически посмотрел на неё, вынуждая покопаться в памяти чуть глубже. Она тут же поправилась: – То есть нет. Я долго над ними думала.
– Верю. Но над этим, сдаётся мне, ты думала мало. Ладно бы ещё форма, но вот смысл… Во-первых, какие ещё лица на крышах? Во-вторых, как связано отсутствие лиц и отсутствие шума машин?
– Мне показалось, что…
– В-третьих! – я распахнул окно. На чердак вместе с порывом ветра ворвался звук надрывающегося где-то под окнами клаксона. Я многозначительно посмотрел на Тессарию.